Сердце степи

Он смотрел на Архыра, привалившегося к шершавой глиняной стене, всхрапывавшего раскатисто, и морщился. Мерзкий тип. Хотя заведение у него, надо признать, чистое, хоть и звери странные на этих войлоках, на стенах. Куда его расширять-то? И кем он там приходится Йерин? Эта её родня, кажется, тут повсюду. Если бы хасэ не осуждали тех, кто задурманивает свой разум, её хасэн бы давно стал баснословно богат. Их пойло по чистоте лишь слегка не дотягивает до чистейшей горючки Валдетомо, ну и в крепости, конечно, уступает. Иначе он не сидел бы тут, в зале, изображающем шатёр, глядя на отвисшую губу Архыра и на красноносого Бутрыма. Он бы уже после того подвала приполз домой, и светлые, бело-розовые пальцы Аулун протянули бы ему стакан травяного настоя, снимающего опьянение.

Чёрт. Эти пальцы, эти руки преследовали его во снах. Быуз, поднесённый служанкой, был горьким, и горькой была мысль о том, что Аулун считает себя его имуществом. Будь она свободной, всё было бы не так. Конечно, не так… Свободная? Да чёрта с два она осталась бы свободной. В одно мгновение бы просватали. Такие женщины не бывают ничьими.

Не бывают. А она, глянь-ка, считает себя принадлежащей ему. «Принадлежу господину»… «Могу помочь, если господин мучается»… Мучается! Это разве слово? Нет такого слова, даже у этого языкастого любителя «бум» не найдётся… Всё нутро выжигает глазами своими, медовыми, золотыми, этот мёд везде, везде! Почему она невольница? Ну почему? Человек не может принадлежать кому-то, это не лошадь! Нельзя пользоваться тем, что кто-то от тебя зависит! Нельзя!

Ул-хас гулко хохотал, сидя на своей резной подставке. Ритмичное мелькание смычка умтана и движения рук одной из девушек над струнами ягета приковывали взгляд, будто завораживая. Вверх-вниз, вправо-влево, бесконечно, под бесконечный ритм степной мелодии, знакомой, но всё ещё непривычной, в слоистой белой дымке благовоний, плывущей густо, почти как туманы Валдетомо.

98. Алай.Волк Уртду

Почма тихо булькала в отваре, густом, наваристом. Алай почистила клубни соланума и кинула их в котелок. Так вкуснее будет.

Дым очага поднимался в открытую четверть обода купола. Угли весело мерцали, распространяя колышущееся марево. Мать Даыл привела Харана домой живым и здоровым, и Алай наливала молоко в котелок, вспоминая слова Камайи. Отправлять парней на смерть… А что если бы он не вернулся?!

Нет, нет. Он вернулся. Надо дождаться Ермоса и Буна с Айтеллом, которые, по-видимому, уже ушли праздновать, и начать греть воду. Харан мог мыться и ледяной, но разве правильно это? Он домой вернулся, а дома должна быть ласка и тепло.

Она напевала тихую, задумчивую песню про Выы, который заблудился в траве у озера, и выметала дощатый настил шатра под коврами, потом заправила кровати Руана, Рикада и парней, вытряхнув покрывала на улице и взбив подушки.

В ограде послышался лай Ичима. Он лаял редко, и Алай с удивлением встала, одёргивая халат, и шагнула к двери, но дверь резко распахнулась сама.

- Пошёл! - яростно рычал Тур, пиная Ичима, который, так же свирепо рыча, пытался вцепиться ему в ногу. - Пошёл!

Алай ахнула и попятилась. Тур был весь в какой-то грязи, судорожно трясся, неряшливо перехваченные шнурком волосы спутанно болтались за спиной, а лицо заливала бурая ярость.

- Куда дели? - рычал он. - Отвечай!

- Стой! - Алай трясло от страха. - Стой! Не подходи!

Он оглядывал шатёр, а за дверью надрывался Ичим.

- Куда дели мою жену? - крикнул он, делая ещё один шаг вперёд. - Где?

- Тут нет! - воскликнула Алая, нашаривая за спиной кочергу.

- А ну иди сюда… - Тур зашагал к ней, вытягивая руку, и вцепился в плечо, встряхивая. - Куда вы дели её?!

Губы Тура кривила ярость, руки дрожали, а глаза были красными. Алай пятилась к очагу, и наконец пальцы встретили шершавый металл, но кочерга упала, и Тур, свирепея, схватил её за второе плечо.

Ужас был оглушающим. Алай схватила непослушными пальцами что-то со стола и ткнула со всей силы вперёд, вырываясь, отпрыгивая.

Тур кричал страшно. Алай метнулась за дверь, сжимая в кулаке сломанный черенок двузубой деревянной вилки Аулун, и неслась вперёд, рыдая, преследуемая лаем Ичима и других собак, которых он растревожил. Она забежала в ограду стоянки Гадул-хасэна, чуть не сбив с ног соседку, что выплёскивала воду в канаву, и кинулась в шатёр.

- Алай! - Марэс кинулась за ней и чуть не упала, запнувшись об Ичима. - Ой… Алай, что случилось? За тобой духи гонятся?

Алай спрятала лицо в ладони. Тут было безопасно - в соседнем шатре пили оол трое мужчин, - и страх быстро отступал, сменяясь гневом и непониманием.

- Да… Да. Дух привиделся. Сейчас посижу и эным пойду искать, чтобы шатры обошла. - Голос дрожал, перед глазами был дёргающийся Тур, его страшные глаза, налитые кровью, воспалённые.

- Где?! - орал Тур где-то поодаль, и Алай схватила Ичима за ошейник, удерживая, потому что он рванулся к двери.

- Кто это? - с подозрением повернулась к ней Марэс, подхватывая на руки младшую дочь. - За тобой?