– То-то я чувствую, не местная. «Масквичей» у нас не очень любят, да что там «у нас», их нигде не любят. Хотя вас еще и пожалеть надо! В Москве сейчас и русских-то не осталось. Азия… Кавказ… Как вы там живете?
– А у вас здесь хорошо? – спросила Антонина, удивленно поднимая брови.
– И у нас хреново, но мы это понимаем и иллюзий не питаем. А вот вы в Москве полны глупых иллюзий. Вам деньги глаза застилают, да и мозги у вас… – У женщины были весьма своеобразные взгляды.
Антонина узнала еще много чего интересного, а потом, пошатываясь, двинулась вдоль стен, рассматривая работы почившего художника. Даже в пьяном состоянии она была удивлена и смущена. Почти на всех картинах были изображены голые женщины. Причем все очень разные: и худые, и полные, и с грудями, и без… Блондинки, брюнетки, рыженькие…
– Да он маньяк! – невольно вырвалось у окосевшей Антонины. – Прости меня господи, или как там? Царствие ему небесное…
– Вы про обилие женских тел на полотнах мастера? – обернулся к ней один мужчина с ухмылкой.
– И про это тоже, – согласилась она, решив до конца отстаивать свою позицию.
– Геннадий Альфредович был известным ценителем женской красоты.
– Бабником? – переспросила Тоня.
– Это слишком примитивное определение. Он был настоящим ценителем. Да! Не мог пройти мимо красивой женщины, ну и что? Это талант. Да и женщины любили его! Это – все его натурщицы. И никто не был в обиде.
– Их так много… – удивилась Тоня и тут наткнулась на одну-единственную картину без женских голых тел – спокойный пейзаж.
– Это тоже его работа? – даже остановилась она.
– Геннадий был разноплановым художником! – ответил мужчина, поднимая указательный палец.
Что происходило с ней дальше, Антонина могла вспомнить с огромным трудом. Она пила? О да! Она выступала с похоронной речью в память Геннадия Альфредовича? Как ни странно, но тоже – да! Словно она его знала всю жизнь… Потом, на аукционе, она приобрела полотно в память о замечательном человеке… Потом ее окружили какие-то темные демоны, и она отчаянно кричала, что ей еще рано к господину Моисееву, что она еще недолюбила и недострадала…
– Гражданочка! Эй! Очнитесь! Да что же это такое? С виду вроде приличная женщина… А состояние просто свинячье!
Антонина понимала, что кто-то кого-то сильно раздражает, но не понимала, кого именно. Лично она хотела одного: чтобы все эти разборки происходили где-нибудь подальше от нее. А то складывалось впечатление, что кто-то специально кричит у нее над ухом. И никто не брал в расчет, что у нее жутко болит голова и она просто хотела тихонечко полежать в теплом месте, чтобы ее никто не трогал и уж тем более никто не орал таким истошным голосом.
– Нет, ну ты посмотри на нее! Эй, дамочка! Имейте совесть! Номер освобождать надо! Вы тут что, до вечера собрались лежать?
Антонина открыла сначала один глаз, затем другой и с ужасом уставилась в лицо абсолютно незнакомой женщины.
– Здрасьте, – прошептала она, понимая, что все эти дрянные слова были направлены все-таки именно к ней.
– Здрасьте-здрасьте! Очнулись мы, царевны-несмеяны! Вставайте уже и оплачивайте сутки в отеле, а если задержитесь, так я с вас за двое суток возьму! – нависала над ней женщина, грозно подбоченившись.
– Я не понимаю, – присела Антонина на кровати, пытаясь снять с себя какую-то доску.
– Что это? Меня в гроб, что ли, хотят уложить? Что за доски? – растерянно спросила она.
– Какой гроб? У вас мозги, что ли, слетели с катушек? – поинтересовалась женщина.
– Холст какой-то вместо одеяла.
– Так это картина, вы с ней пришли и ею же и прикрылись. У нас, между прочим, роскошные номера и одеяла в полном комплекте. Почему вы предпочли уснуть под холстом в деревянной раме, я не в курсе! Вы и сейчас плохо соображаете, а уж в каком состоянии раньше были! Ужас!
Антонина посмотрела на картину, часто-часто моргая. «Речка… елки… закат… Господи! Похоже, я приобрела пейзаж без времени покинувшего этот мир художника… как его? Григория… Нет! Геннадия Альфредовича».
– А где я? – спросила она у женщины, пытаясь отлепить сухой язык от неба.
– Как где? В отеле «Галерея».
– Да? Так мне сюда и надо было! – радостно воскликнула Тоня, подавляя тошноту.
– Я не знаю, уважаемая, куда вам надо и зачем, но вчера вас сюда доставили с вечеринки этажом ниже в бессознательном состоянии. Просто вот в ауте. Ну, не на лестницу же вас было класть? К нам два таких полутрупа принесли, остальные смогли уйти сами. И все время достается нашему отелю с безупречной репутацией! – покачала она головой.
– Это не торжество было и не вечеринка, – поправила ее Антонина, вздыхая, – а похороны.
– Да какая разница! У них там все время похороны! – махнула рукой женщина. – Вы, главное, очнулись? Платите за номер, и милости просим.
Тоня поняла, что ее попросту выставляют на улицу. И задумалась.
– Нет. Я не уйду из отеля.
– Мне позвать охрану? – уточнила женщина.
– Зачем? Я к вам из Москвы приехала. Для меня был забронирован номер! – воскликнула Тоня.
– Чего же не доехали, а пустились во все тяжкие? – с ехидцей в голосе спросила женщина.