Сердце Моего Монстра

— Она не моя, — я начинаю обходить Карину, но она снова преграждает мне путь. — Что такое?

Ее губы дрожат, и она кусает сухую нижнюю. Плоть трескается, и в середине появляется полоска крови.

— Ты выглядишь так, будто вот-вот рухнешь. Тебе следует немного отдохнуть.

— Иди спать, Кара.

— Я не могу, — ее голос становится ломким. — Все, о чем я думаю, это о том, что чувствовала Саша до... до того, как ее убили и… и я не могу ни спать, ни есть, ни заставить себя что-либо делать. Он... нет, она была моим единственным другом.

Она.

Верно. Имя, которое я написал на ее могиле, указывает на то, что Саша была женщиной и моей женой.

Женой, которую я, блять, не смог защитить.

Виктор нашел время, чтобы объяснить сложную ситуацию членам моей семьи.

А я? Мне похуй на то, что кто-то из них думает.

Мне даже теперь похуй на будущее. Раньше я видел закономерности, пути и направления действий. Раньше меня мотивировали все цели, которые мне еще предстояло уничтожить.

Теперь я вижу только чертов черный.

Я провел всю свою жизнь, тщательно строя карточный домик, но смерть Саши заставила его развалиться.

Карина обнимает меня за талию и выжимает из меня все соки.

— Если я так себя чувствую, то тебе должно быть хуже. Она всегда была с тобой и... ты женился на ней поэтому... поэтому…

Я хватаю ее за плечо и отталкиваю. Тошнота подступает к моему горлу при воспоминании о последнем объятии, которое Саша подарила мне.

И я отказываюсь позволить кому-либо еще забрать это воспоминание.

Моя жена любила это дрянное дерьмо. Ей нравилось обнимать меня и пытаться утешить. Она также любила петь и целоваться. Но потом она ушла и забрала свои объятия, свои улыбки и даже свои приводящие в бешенство споры.

Мысль о том, что меня обнимут, вызывает у меня желание вонзить себе нож в гребаную грудь и смотреть, как льется моя кровь.

Слезы текут по щекам Карины.

— Я просто... я просто хотела тебя утешить.

— Не надо. Мне это не нужно.

— Тебе... действительно это не нужно?

— Да. Я в полном порядке.

— Пошел ты, Кирилл! Как ты можешь быть совершенно в порядке после ее смерти? Она посвятила тебе всю свою жизнь! Меньшее, что ты можешь сделать, это, блять, должным образом оплакать ее, ты, гребаный мудак! — она бьет меня кулаками, ногтями и шлепает по груди.

Я не останавливаю ее. У меня нет сил что-либо делать.

Моя сестра плачет и проклинает меня всеми существующими способами, выплескивая на меня свой гнев и разочарование.

Я ничего не чувствую.

Абсолютно, блять, ничего.

— Кара! — Константин врывается внутрь и уводит нашу сестру.

Она мечется и пинает воздух, ее заплаканные глаза метают лазеры в мою сторону.

— Отпусти меня! Этот мудак даже не притворяется, что на него это подействовало. Это как шесть лет назад, когда мы умоляли его остаться, а он просто повернулся к нам спиной, как психопат, Костя! Ему все равно! Все равно! Даже если человек, который защищал его ценой своей жизни, умер из-за него и всего дерьма, которое он устроил!

Мои челюсти сжимаются. Карина не замечает этого, но глаза Константина становятся жестче, когда он встряхивает ее.

— Заткнись, Кара. Ты ни хрена не понимаешь, о чем говоришь.

— Я точно знаю, о чем говорю! Посмотри на него, такой беспечный после того, как пришел Бог знает откуда. Он не хочет говорить о ней. Но я буду, каждый гребаный день! Я напомню тебе о девушке, которая защищала и любила тебя, но взамен получила только смерть!

Я протягиваю руку с раскрытой ладонью к ее лицу и почти раздавливаю его в своей руке. Она наконец замолкает, ее глаза расширяются.

Я не узнаю спокойствия в своем голосе, когда отпускаю ее.

— Убирайся нахуй с моих глаз, пока я не сделал что-то, о чем пожалею.

Ее подбородок и губы дрожат. Рыдание вырывается из ее горла, прежде чем она бежит вверх по лестнице, ее всхлипы остаются позади.

Мой брат наблюдает за мной, нахмурив брови.

— У тебя тоже есть, что сказать? Я не могу гарантировать твою безопасность, если ты меня разозлишь нахуй, так как насчет того, чтобы ты вместо этого исчез?

— Не обращай внимания на Кару, — его голос слишком нежный, на мой вкус. — Она слишком защищена ради ее же блага, и ты знаешь, что она никогда не могла читать атмосферу.

— А ты можешь?

— Боюсь, не тогда, когда дело касается тебя. Но я начинаю учиться.

Его глаза смягчаются, и я так готов ударить его прямо в лицо, если он начнет жалеть меня, но это выражение не появляется. Вместо этого я смотрю на версию моего брата, которую, как я думал, потерял.

Давным-давно, когда Юлия решала взять его с собой на пикник или на какое-нибудь шоу, он прятался в моей комнате, просто чтобы провести со мной как можно больше времени.

Я взъерошил его волосы и сказал, чтобы он наслаждался тем, куда она его ведет, ради нас обоих. Вот тогда он смотрел на меня с тем же выражением, что и сейчас.

Я думал, что это была всего лишь печаль. Может быть, дискомфорт, но теперь я понимаю, что это форма тоски.

Константин всегда хотел быть со мной, но случилась Юлия, и это стало невозможным.

Он делает вдох.