Сердце Маски 1

Я же отправился в монастырь. Мне было всё равно куда идти, и я отправился в Чаокинь.

Золотой свиток пару раз пытался привлечь моё внимание, но я только отмахивался. Передо мной стояла улыбка Чёрной Лисы, её пронизывающие глаза. Её улыбка…

Я дошел и даже имел нахальство постучаться в ворота на рассвете. Со стойкостью деревянного солдата я выслушал все упреки Буй Суя и даже не ударил его. Потом на меня обрушился водопад оскорблений Ясен Ху — я тоже пропустил их мимо ушей и оставил лицо подмастерья нетронутым. Глу Пыш только для вида поворчал на меня, а потом утащил в общую комнату и уложил в дальнем углу.

На следующий день были занятия. Я занимался и молчал. Даже ни разу не нарвался на окрик и предупреждение. В таком забытии я был вплоть до того самого дня, как монахов в оранжевом кимоно собрали и провозгласили день Выбора Оружия.

Я почему-то встрепенулся и прогнал видение улыбки Чёрной Лисы, её глаз и улыбки. Ханины сидели в позе лотоса на белых камнях площадки и внимательно смотрели на пьедестал.

На пьедестал вышел Бей Тень и поднял руку, требуя тишины. Мы и так молчали, поэтому он постоял ещё немного, почувствовал себя глупо и опустил руку.

— Монахи второй ступени! Ханины! Сегодня Великий день Выбора Оружия! Каждый монах должен выбрать для себя то оружие, которое станет его спутником в дальнейшей жизни. Мы должны нести добро в массы, но добро с острым мечом воспринимается легче и слушают его внимательнее, чем просто добро с кулаками. Мы никогда не должны нападать первыми, но всегда должны уметь постоять за себя. Мы — монахи Чаокинь! И мы способны доказать миру, что владеем не только телом, но и металлом! Взгляните направо!

Мы уже и раньше украдкой бросали туда взгляды — возле стены высились стойки с оружием. Блеск солнца на стальных гранях уже пару раз заставил зажмуриться.

— Сейчас вы должны подойти к стойкам и выбрать то оружие, которое придется вам по душе. Выбирайте не спеша — выбрав неправильно, вы можете на всю жизнь связать себя не с тем клинком, который будет способен защитить вас в трудную минуту.

Нет, я не перестал сожалеть о смерти Чёрной Лисы, но вот это вот новое приключение с оружием почему-то взволновало мою кровь. Я вспомнил, что во время моего беспамятства говорила горящая курица…

Ой, ладно, не курица, а Феникс! Так и быть, уговорили.

— Братья монахи, поднимитесь же, распахните свои сердца перед могуществом грозной стали и примите в свою душу продолжение ваших помыслов и удлинение ваших рук.

Все оранжевые кимоно в едином порыве вскочили и кинулись к стойкам. Кто схватил Хушоуюэ (топорики с защитой для рук), кто сразу же выхватил из общей толкотни Чжуаньтангуай (костыли поворачивающегося зала), у одного монаха я заметил Бишоу (кинжалы), у другого Сюаньхуа фу (топор опухшего цветка). Пара монахов с удовольствием разглядывали Цзиньчжуапочидао (меч-дао золотого удара с зубьями), рядом другой примерял Шуаншоу гоу (крюки для двух рук). Когти, кольца, посохи мечи и булавы — всё это переходило из рук в руки, осматривалось и передавалось дальше. Каждый искал оружие по себе.

Я же терпеливо ждал. Мне некуда было торопиться, поэтому я подождал, пока основная волна жаждущих убийства схлынет, и я смогу спокойно подойти.

— Брат Ни! Брат Ни, смотри что я взял. Это явно моё оружие, — радостный Глу Пыш показал мне коричневый гунь (шест).

— Там же были другие, более смертельные вещи, — сказал я.

— А мне не нужны другие. Я хочу этот, — Глу Пыш пристукнул шестом о камень и улыбнулся ещё шире.

— Да? Тогда я возьму вот это, — я нагнулся и извлек из-за стойки ржавый меч-цзянь.

Когда-то это было отличным оружием, но время и непогода сделали своё подлое дело — меч походил больше на кочергу для помешивания углей в печке, чем на боевое оружие. Рукоять была колючей и шершавой. Но…

Вместе с прикосновением к мечу в меня вливался покой и какое-то умиротворение. Я чувствовал, что панцирь боли от смерти Чёрной Лисы лопнул и рассыпался на миллиарды мелких осколков.

Прежний Сиджар Грозный возвращался! И это всё благодаря мечу в моей руке!

— Брат Ни, а может быть, ты всё-таки возьмешь что-нибудь другое? — спросил Глу Пыш.

— Нет, не хочу я ничего другого. Вот этот меч возьму, вычищу его, заточу и потом настругаю из твоего шеста палочек для еды, — улыбнулся я.

— Ты улыбаешься? — обрадовался Глу Пыш. — Неужели тебе полегчало?

— Да, как увидел тебя с шестом, как представил — куда тебе его засунут, если проиграешь бой, так сразу же и полегчало, — ответил я.

— По крайней мере он не такой ржавый, как твой меч, — парировал Глу Пыш. — Если тебе засунут, то могут там и забыть — мечу всё равно где ржаветь.

Мы бы могли ещё долго препираться в шутливой манере, но вклинился голос настоятеля, который посоветовал нам вернуться на свои места:

— Братья-монахи, я советую вернуться вам на свои места. Вы все выбрали оружие по душе, теперь вы должны исполнить ритуальный крик и выбросить вверх руку с вашим выбором. Давайте же на три-четыре!

— Слава Кодле!!! — взревели луженые глотки, монахи подняли руки.