Сердце хирурга

После обхода госпиталя меня отвезли в гостиницу, где на какое-то время можно было остаться одному и продумать предстоящую операцию. Она не смущала меня, я их уже делал немало. Не смущало и то, что за моими действиями будут наблюдать индийские коллеги. Не раз приходилось демонстрировать те или иные операции перед лучшими хирургами зарубежных государств. Накануне отъезда в Индию смотрели, как я работаю в операционной, гости нашего Всесоюзного съезда хирургов, и в их числе югославский академик Костич, профессор Хусфельд из Дании, виднейшие американские хирурги Свен и Де Бэки, канадец Бигелоу, профессор Балиго из Бомбейского университета и профессор Давидар из Александрийского... Об этом писали наши газеты, и одна из статей, помню, называлась «Аплодисменты в операционной» — о том, как «двенадцать американцев, датчанин, югослав, индус», лучшие хирурги мира, не выдержав, нарушили священную тишину операционной аплодисментами, восхищенные тем, как я провел операцию на сердце.

Я вышел побродить по улицам. Гостиница находилась в Новом Дели, где каждый дом представлял собой как бы небольшое поместье, защищенное от любопытных взглядов живой изгородью из деревьев. Живописные, причудливой архитектуры особняки... В этой части города, которая по площади занимает приблизительно его половину, проживает только двести тысяч состоятельных людей, в то время как в Старом Дели — не один миллион жителей разных сословий.

И когда я достиг районов Старого Дели, меня поразила страшная скученность жилищ и теснота на улицах. По обеим сторонам главных из них — торговых — шли сплошными рядами мелкие магазины и лавочки, в которых чем только не торговали, начиная от золототканой парчи и кончая ржавыми гвоздями! От большой улицы разбегались то вниз, то в гору улочки мелкие, узкие, такие, что по ним не только на автомобиле — на тележке рикши не проедешь. А вдоль домов тянулась канавка с грязной и смрадной водой — в нее сливали отбросы прямо из дверей и окон... Сновали люди, меж ними спокойно бродили коровы, собаки, кошки. Душно, много нищих, на всем печать бедности и нужды. Невольно думалось, какие громадные усилия понадобятся этому трудолюбивому народу и правительству Индии, чтобы поднять в стране уровень жизни, дать всем трудящимся вдоволь хлеба, обеспечить каждого надежной работой, предоставить молодежи возможность учиться... А пока чуть ли не у половины населения такая же горькая или чуть получше судьба как у подростка Келаша, которого мне предстоит завтра оперировать.

Завтра, завтра...

Наутро за мной заехал ассистент профессора Сена и привез в госпиталь. Здесь провели в большую комнату, где находилось много народу. В основном это были, наверно, врачи, но сновали люди и без халатов, похоже, не из врачебного персонала. Причем комната выходила прямо в длинный коридор, где тоже прохаживались и стояли группками многочисленные люди — больные, родственники, служители. К моему удивлению, переодеваться в больничное белье пришлось прямо в этой комнате.

Готовясь сейчас к операции, я мысленно представлял себе весь ее ход и возможные осложнения. Для опытного хирурга операция не страшна. Страшны они, осложнения!

И по тому, как он справится с ними, можно определить уровень хирургического мастерства. Ясно, что для оперирующего любое осложнение как экзамен, а держать его, когда на тебя смотрят тридцать пар глаз, отлично понимающих каждое твое движение, вдвойне ответственно.

Стараясь отвлечься от этих дум, я прислушался к разговорам вокруг.

— Русский у нас, этого еще не бывало! — говорил бородатый хирург в чалме и с плотно прижатой к лицу повязкой, указывающими на принадлежность к какой-то религиозной общине. — Я впервые вижу русского...

— А слышал его доклад на конгрессе? — спросил другой, одетый в европейское платье.

— Нет. Я не был в Джайпуре, выезжал в свою деревню, к больному отцу. О докладе читал в газете...

— Этот русский профессор предложил любопытную методику операции при слипчивом перикардите. Главное, что он сохраняет ненарушенной грудную стенку. Доклад докладом, но посмотрим!

— О русских пишут разное, — пробормотал тот, что был в чалме. — Однако они большой народ...

Он, кажется, понял, что я слышу и понимаю их английскую речь. Легким наклоном головы как бы поприветствовал меня и, увлекая за собой собеседника, прошел в операционную. И она, когда я появился там, была заполнена до предела: хирурги стояли вокруг стола в четыре-пять рядов. Кое-кто взобрался на скамьи и табуреты.

Операционная бригада, состоявшая из двух хирургов, операционной сестры и наркотизатора, напряженно ожидала начала...

Больной был усыплен, операционное поле подготовлено. Через слой нанесенного антисептического раствора проглядывал рисунок предстоящего разреза, намеченный мною в госпитале при первом знакомстве с Келашем.