Сердце Аспида: Жена поневоле

— Спать пора, но ежели захочешь, разрешаю тебе здесь порядок навести, а работы тут — окопаться. И ежели придумаешь, как всё расставить удобней и практичней, я к твоим услугам. Татуа можно к делу приобщить, а ежели руки плотника потребуются, ты только скажи…

— Шутишь? — ахнула Вольха, неверующе крутанувшись, словно уже размах работы оценивала.

— С чего вдруг?! И тебе будет, чем заняться. И мне помощь.

— А ежели я… уроню что, аль испорчу… — бормотала Вольха, на постель взбираясь, да под одеялом хоронясь.

— Главное того не скрывай. По возможности заменю, — попытался смягчить, в который раз не понимая, почему стал таким… мягкотелым.

Не привык перед девицами лебезить и им угождать. Я о себе всегда заботился, а другие… нет мне до них дела!

Особливо до тех, кто у меня временно.

— А теперь, всё, спи! — грубее отрезал, чем ожидал, но это всё от злости на себя, а не оттого, что жена не угодила. Вольха тотчас на краешек своей стороны постели шарахнулась. Бледная, напуганная. У меня аж язык онемел от собственной чёрствости. И тогда решил дать ей времени — без меня ко сну приготовиться. Глядишь, расслабится, потеплеет, и позволит сегодня к себе притронуться без войны и ругани.

Вольха

Провозилась на ложе в ожидании супруга и в мыслях тягучих о том, как буду разгребать завалы его несметных сокровищ. Как буду распределять, что куда… но его так и не дождалась, уснула быстрее. И до того сладок был сон, что и не разобрать, где явь, а где навь.

Руки чьи-то по мне скользили.

Я обнажена была, дрожала как лист на ветру. Не от холода, а ощущений, кои рождали во мне ласки непристойные, но такие приятные, что и не одёрнуть постыдника.

Ой, как ново… остров, волнительно.

И я какая-то не своя. Вроде я… но тело… оно… жаром пылало. Грудь была напряжена, вершинки торчали вызывающе, словно выпрашивали внимания: любой ласки, оглаживания, и когда их накрыли широкие мужские ладони: крепкие, чуть шершавые, сорвался с моих губ сладострастный стон.

Прогнулась навстречу… отдаваясь в руки умелые и жадные, в водоворот непривычных чувств, но до того томно, сладко, неспокойно стало, что распахнула глаза, слушая дикий грохот своего сердца и… уставляясь на Аспида… зависнувшего надо мной.

Ох, и жуткое это зрелище…

Вроде ликом Дамир, и в то же время не Дамир…

Было в нём нечто неуловимое… не людское, что подсказывало — не человек это уже, а Аспид.

Глаза полыхали зеленью, словно драгоценные каменьям на свету. Движения были медленными: головой странно водил, словно зверь. Не то принюхивался, не то присматривался.

Завораживало это… Пугало и завораживало. Потому и застыла, вздохнуть страшась, да Аспида спугнуть, вдруг сочтёт, что сопротивляться вздумала ему на удовольствие, наброситься и…

Ещё чего! Боюсь! И сопротивляться готова, но ещё терпела…

Мгновения считала, Великой Ладушке и Макошь молилась. Замерев, следила за Змием с обманчивым обликом человека, позволяя меня изучить вдоволь аль покуда сил моих хватит. Ждала… сжав зубы, терпела его наглое лапанье… И пусть почти неощутимое, но прикосновение, от которого кожа воспламенялась, а следом гусиной становилась. То холодом, то жаром меня накрывало, а Аспид непристойно медлительно очерчивал контуры моего тела, сокрытого от глаз его бесстыдных под тонкой рубашкой.

И когда уж совсем невмоготу стало, а рука Аспида на моей груди остановилась, на самой вершинке холмика, торчащего соска ладонью касаясь, а другой при этом подол ночнушки вверх присборивая, я судорожно выдохнула. Сердце чуть грудную клетку не вшибло от дикого галопа. Тело крупной дрожью сотрясло. Рот было разлепила, готовясь заорать, да Аспида словно невидимой силою прочь откинуло. Отпрянул от меня, к стене подле окна спиной припечатался. Да так, что содрогнулась крепость от исполинского удара. Скрипнули возмущенно камни, мелкий сор из швов посыпался.

Рыкнул глухо Дамир, скрежетнул зубами раздосадовано, полыхнул недовольно глазами и в окно сиганул с шагу.

Замерла я в недоумении, испугалась за глупого… Но секунды погодя хлопок крыльев раздался. Взметнулась тень огромная и опять в окно свет луны проник.

Ох, и натерпелась я за эти минуты ужаса. Несколько годов своей жизни точно растеряла.

Шумно воздуха хватанула, проклиная свои страхи черед чудовищем в муже. Зарылась под одеяло плотнее, но так в постели и провозилась, более глаз не сомкнув.

Вздрагивала от каждого шороха. Тени всякие мерещились…

А потом мне не по себе стало.

Сердце сжалось от тоски непонятной. Так скрутило его в груди, что встала я. Халат натянула, свечку подпалила и пошла, мужа искать. Повиниться перед ним, покаяться и пообещать боле его не чураться.

Всё же муж он! Я клятву перед богами давала…

19.2

Жить с мужем в мире и согласии лучше, чем в постоянных ссорах и дрязгах.

Так и думала, тихо шелестя подошвами по лестнице и коридорам поверхов. Шла, прислушиваясь к тишине. Один поверх минула. Второй… всё ниже…

А что ежели он в моей опочивальне?

Глупость, но всё же.