Сердца в строю

Юрий Петрович говорил мало. На Галочку он взглянул не больше двух-трех раз за весь вечер. Только прощаясь, прямо посмотрел на нее, и она очень близко увидела добрые голубые глаза.

Тихон Иванович ушел спать, а Виктория Александровна забралась, по своему обыкновению, с ногами на диван, усадила рядом Галочку и стала распространяться о том, какой скромный, хороший человек Юрий Петрович, а вот одинокий, холостой…

— Зачем вы мне это говорите? — нахмурилась Галочка.

— Просто так, просто так, — засмеялась Виктория Александровна и, обняв Галочку, жарко зашептала: — Дурочка, я ведь счастья тебе хочу.

У Виктории Александровны все получалось просто, легко, само собой. И Галочка стала ходить с Юрием Петровичем то в кино, то на концерты. Юрий Петрович узнал приверженность Галочки к ЦДСА и почти на все вечера, которые устраивались в торжественном старинном особняке с белыми колоннами и пушками, замершими у главного подъезда, доставал билеты.

Галочка привыкла к Юрию Петровичу. Он никогда не говорил ей о своих чувствах, ни о чем не спрашивал. Иногда они часами молчали или говорили о неважных, будничных делах. И все же Галочка чувствовала, что Юрий Петрович любит ее.

Каждый раз, бывая в ЦДСА, Галочка испытывала смутное чувство ожидания: может быть! И дождалась! Был вечер, посвященный Дню Советской Армии. Горели люстры Краснознаменного зала. Гремел оркестр. Нарядная толпа. Офицеры, офицеры, офицеры…

В семь часов члены президиума торжественного заседания заняли свои места. И Галя увидела Верховцева. В новом и, как всегда, хорошо сшитом кителе Алексей вышел из-за кулис и сел с краю, положив правую руку на стол. Спокойные внимательные глаза, волнистые, отброшенные назад волосы. Но, боже, как постарел он. Седые виски, усталые морщины у рта.

Сердце Галочки билось так громко, что, казалось, весь огромный зал слышит гулкие удары. Во всяком случае, Юрий Петрович услышал их.

— Что с вами, Галя? — встревоженно наклонился он. — Вам нездоровится?

— Ничего, ничего. Пройдет, — шептала Галочка, устремив остановившийся взгляд на сцену. Она хотела уловить каждое движение глаз, губ, каждый поворот головы Алексея. Этим, накопленным сейчас богатством она будет жить потом в своей каморке. И она смотрит, смотрит, смотрит…

Верховцев поднял голову. Смутное беспокойство овладело им. В зале много знакомых. В первом ряду сидит генерал Кареев — надо будет поговорить с ним в антракте. В следующем ряду — приехавший на праздник Юрик. Он чуть улыбается. Видно, мальчику приятно, что его отец в президиуме. Через ряд от Юрика знакомый полковник — как-то раз вместе отдыхали в Сочи…

Взгляд Верховцева скользил по рядам. Знакомые и незнакомые лица — как всегда. А чувство беспокойства не проходит.

Как только Верховцев посмотрел в зал, Галочка низко опустила голову.

— Вам плохо, Галочка? Может быть, выйдем? Здесь душно, — снова наклонился Юрий Петрович.

— Не обращайте на меня внимания, прошу вас, — твердила Галочка. Ей казалось, что Верховцев смотрит на нее, узнал и сразу понял, что творится у нее на душе, как мучается она, как страдает, как ждала его все эти годы…

Прошло минут десять, пока Галочка снова решилась взглянуть на сцену. Верховцев, повернув голову к трибуне, слушал докладчика.

В антракте Галочка, сославшись на головную боль, осталась в зале: боялась встречи с Алексеем. По проходу двигалась публика. А она все смотрела на опустевшую сцену. Неожиданно оглянулась и вздрогнула: в двух шагах от нее проходил Алексей. Он шел, раскланиваясь со знакомыми, а рядом с ним — юноша, одетый в форму курсанта военного училища.

Отец и сын! Как похожи они! У сына такие же волнистые волосы, серые спокойные глаза.

Алексей прошел совсем рядом, почти коснувшись ее платья, но не увидел, не узнал.

Вернулся Юрий Петрович и, взглянув на Галочку, ужаснулся:

— Что случилось?

— Мне плохо! — поднялась Галочка и быстро — ей казалось, что она вот-вот упадет, — пошла к выходу.

Юрий Петрович остановил первое свободное такси, усадил в него угрюмую, замкнутую Галочку. Та сидела, забившись в угол, не отвечала на вопросы.

Наскоро попрощавшись с Юрием Петровичем, она быстро поднялась на третий этаж, прошла в свою комнату и сразу же на ключ закрыла дверь.

Утром вышла на кухню позже, чем обычно, и бледнее, чем обычно, и на вопрос Виктории Александровны сказала, что вчера на концерте у нее сильно разболелась голова и она плохо спала ночь.

Снова все пошло по-старому, если не считать того, что, несмотря на все приглашения Юрия Петровича, в ЦДСА Галочка больше не ходила.

Как-то вечером Юрий Петрович пришел к Павловским тщательно наглаженный, чисто выбритый, подстриженный. От него даже пахло духами, чего Виктория Александровна раньше никогда не замечала. На вопросы он отвечал невпопад, с преувеличенным вниманием перелистывал старые журналы, раза два машинально спросил, где Тихон Иванович, хотя отлично знал, что профессор в это время всегда бывает в институте.

— Вот и славно, что пришли. Будем чай пить, — накрывая на стол, говорила Виктория Александровна.

Юрий Петрович бурно запротестовал:

— Какой чай! Что вы! Я не пью чаю…