Сердца и судьбы

– Вот тебе, Пип, – говорила она, протягивая особую «Рождественскую шоколадную медальку для собачки-умницы». – От твоих Мамсика и Папсика. Они пишут: «Со счастливым Рождеством и всей нашей любовью!»

Погладили, потрепали по загривку и пошли дальше – две подружки, две хорошенькие бойкие веселые девочки, исполненные положенного духа рождественского благоволения, к которому подмешивалось насмешливое изумление перед нелепостью того, что им было поручено. Клиенты – это клиенты во всех концах земли, и их воля должна исполняться. А в рождественское утро и подавно!

– Джекс, Джекс! Погляди-ка! На картинке косточка. Понимаешь – КОСТОЧКА, а это рождественская ленточка, которой она перевязана. Нет, Джекс, на нее надо смотреть, а грызть ее нельзя. Ох, Джекс! А ведь ее тебе прислали Мамулек и Папулек!

Киму, доберману, открытки не прислали. Артур и Сара, его владельцы, были достаточно разумны. Правда, они позвонили, чтобы он мог послушать их голоса. Он навострил уши и завилял хвостом, а Нелл подумала, что он еще и улыбнулся. Ким, казалось, испытывал к Нелл особую привязанность, но Нелл в глубине души Киму не доверяла.

Клиффорд и Хелен провели Рождество у родителей Клиффорда, Отто и Синтии. Они приехали с няней, с близнецами Маркусом и Максом, а также с Эдвардом, которому теперь было 8, и еще с отцом Эдварда Саймоном Корнбруком. Ему некуда было деться на Рождество, и Хелен его пожалела. Салли Сен-Сир отбыла за сенсационным материалом в Рейкьявик, во всяком случае так она сказала. А их квартира с обслуживанием была унылой и неуютной.

– Хелен, это нелепо! – уговаривал Клиффорд. – С какой стати мои родители должны терпеть твоего бывшего мужа?

– Ну какой он бывший муж, – сказала Хелен. – Он ведь мужем был больше по названию. (Бедный Саймон, которого политический мир принимал так серьезно – он теперь писал передовицы для «Экономист», – а все остальные так несерьезно!) Мне очень из-за всего этого нехорошо, а Эдварду будет такой сюрприз…

И Клиффорд сдался, но досадовал. И, читатель, должна с прискорбием сообщить, что Анджи Уэлбрук, которая теперь занималась в Йоханнесбурге куплей и продажей картин, позвонила Клиффорду пожелать ему счастливого Рождества, а Клиффорд, если бы не был рассержен тем, что вынужден сидеть за одним столом с человеком, пусть высоко цивилизованным и весьма занимательным собеседником, но одно время делившим ложе его жены, наверное, говорил бы с ней более сухо и коротко. А вместо этого тон у него был почти дружеским, и Анджи решила прилететь в Соединенное королевство в самом ближайшем будущем. Она подумала, что благодаря близнецам Клиффорд мог уже пресытиться семейной жизнью – и не так уж ошибалась.

Джон Лалли, отец Хелен, художник, Рождества вообще не праздновал. Ему так нравилось. Он любил делать вид, будто такого дня вообще не существует. И кстати, хотя мне не пришлось сообщить, что Джон Лалли раскаивался в своем обращении с женой, пока она была жива, я могу хотя бы сообщить, не кривя душой, что без нее он чувствовал себя очень одиноко. А потому быстро подыскал ей замену. Со смерти Эвелин не истекло и года, а он уже женился на Марджери Филд, очень милой, деловитой, довольно некрасивой и вполне зрелой студентке, изучавшей Изящные Искусства, которая считала его замечательным, немилосердно поддразнивала и была счастлива отказаться от празднования Рождества в этом году, и в любом году, если таково было его желание. Она занялась перестройкой кухни. Днем Марджери обрадовалась за Джона: из Йоханнесбурга позвонила женщина, покупающая и продающая картины, некая Анджи Уэлбрук, которая хотела бы приехать и «поговорить о работах Джона».

– Анджи Уэлбрук? – сказал Джон Лалли. – Вроде знакомое имя… Нет, не могу вспомнить. Если ей хочется выбрасывать деньги на ветер и лететь сюда, хотя меня давно присвоили мошенники из «Леонардо», пусть летит, дура эдакая!

В тот же рождественский день Нелл и Бренда тайком отправились на Дальнюю ферму и благополучно извлекли жестяного пузатенького мишку Нелл из его тайничка. Нелл отвинтила ему голову, достала изумрудный кулон и зажала его в кулаке.

– Подумайте обо мне сейчас, – сказала она вслух, – кто бы вы ни были и где бы вы ни были, как я сейчас думаю о вас! – И примерно в ту же минуту Отто по своему скандинавскому обычаю предложил тост, и его жена и гости встали и подняли бокалы.

– За нашу крошку Нелл, которой мы лишились, – сказал Отто, дедушка Нелл. – На Небесах ли она или на земле. И пусть память о Нелл напомнит нам, как должны мы дорожить теми, кто с нами, пока они еще с нами.

Ну да, конечно, это же было Рождество, время, когда только естественно думать о близких, которых нет с нами по той или иной причине, так что, пожалуй, никакое это не совпадение.

ВОЗВРАЩЕНИЕ АНДЖИ