Лехт тоже хотел спать, но понимал, что надо вытерпеть. Как всегда в таких случаях, он решил чем-нибудь отвлечься. В эту ночь Лехт впервые за долгое время вспомнил, что он инженер-строитель и что ему еще придется долго возрождать города и села, уничтоженные войной. Без всякой связи с этой мыслью он вдруг спросил самого себя: сколько лет этой часовне? Сто? Двести? Из какого камня она сложена? Во всяком случае, камни скреплены известково-песчаным раствором. Он начал обшаривать стену, у которой они сидели, наткнулся на какую-то щербинку, ковырнул ее. Все это он делал без всякой цели, только для того, чтобы как-то занять себя. Потом он начал шепотом подсчитывать, сколько понадобится кирпичей для того, чтобы поселить жителей всех городов мира в хороших квартирах.
Миллионы переходили в миллиарды. Лехт шептал какие-то фантастические цифры, и то ли от этого шепота, то ли от холода проснулся Юрий. Он прислушался и спросил:
— Ты что — бредишь?
— Почему ты так думаешь?
— Ты шепчешь какие-то миллиарды. Я уже давно прислушиваюсь к твоим расчетам. У тебя есть клад?
— Я подсчитываю, сколько понадобится кирпичей, — ответил Лехт.
— Для чего?
— Для новых домов.
— Это единственное, что тебя сейчас занимает?
— Конечно, я бы отдал теперь все свои миллиарды кирпичей за сто граммов хлеба, — сказал Лехт.
— Это разумная мысль, она убеждает меня, что ты еще не свихнулся. Тебе надо поспать. Я посижу, покараулю.
Но Лехт долго не мог уснуть.
Он проснулся от яркого света и вскочил. Юрий спал. Первые лучи солнца пробивались через маленькие окошечки. Лехт разбудил Юрия. Они прислушались. Доносились чьи-то голоса. По-видимому, вблизи проходила дорога. Конечно, часовня стояла у дороги, и оставаться здесь было нельзя.
— Надо идти, — сказал Лехт.
— Нет, теперь нельзя, пусть стихнут голоса, — возразил Юрий.
Они осторожно вышли из часовни. Лехт делал вид, что осматривает это древнее сооружение. Полосатые куртки они сняли, перекинули их через руку. Конечно, в это холодное осеннее утро никто не поверит, что им стало жарко и приятнее остаться в нижних сорочках. Но и в полосатых куртках идти было нельзя. Об их побеге, конечно, сообщили во все деревни, за их головы назначили плату — пусть небольшую, но все же для подлых людей это неплохая приманка.
Они все еще не решались отойти от часовни. Лехт продолжал играть роль археолога.
— Конечно, эта часовня принадлежит к древним архитектурным памятникам.
— Какого века? — усмехнулся Юрий.
— Я думаю — семнадцатого, — серьезно ответил Лехт.
— Не может быть! Двести лет этой халупе?
— Это не халупа, — возразил Лехт. — Посмотри, какие крепкие стены. Здесь, должно быть, разорвался снаряд, но не очень их повредил.
— Часовню оберегает бог, — пошутил Юрий.
— У этого бога хорошие камни.
Лехт изучал осколок стены с таким видом, будто ему в самом деле поручили в этот ранний час определить, какого века эта часовня.
Они заметили женщину, которая шла от деревни к картофельному полю.
Она уже тоже их увидела. Как быть?
— Я подойду к ней, попрошу хлеба, — сказал Лехт.
— Нет, — ответил Юрий, — это опасно. Кто знает, может быть…
Юрий не успел договорить — Лехт побежал к лесу. Юрий едва поспевал за ним.
— В чем дело, почему ты так побежал?
— Женщина махнула рукой, указала на лес. По-видимому, в деревне немцы, — ответил Лехт.
Они углубились в лес, потом осторожно вышли на опушку, увидели в крайней усадьбе немецкий грузовик, вернулись в глубь леса, залезли в кусты, сидели и молчали.
Только в этот момент Лехт почувствовал, что рука его что-то сжимает. Это был осколок камня — маленький кусок стены часовни.
— На кой черт тебе дался этот камень! — сказал Юрий. — Давай обдумаем, куда идти.
Юрий снова начал считать время. У них не было карты, не было даже приблизительного представления, что их ждет впереди.
— Нужна какая-то ясная цель, — сказал Юрий. — Надо где-то выйти на дорогу, и тогда мы поймем, приближаемся ли мы к нашей цели или удаляемся от нее.
— Теперь я ни о чем не хочу думать, — ответил Лехт.— Я хочу наслаждаться свободой. Впервые за два года я могу идти куда хочу, могу бежать, могу сидеть, могу стоять. Никто не кричит на меня. Это уже великая победа. А голод… Ничего, мы что-нибудь найдем.
Они были истощены, измучены, голодны, но считали себя счастливыми людьми.
— Давай не будем думать ни о хлебе, ни о дороге, — предложил Лехт.
— Давай, — усмехнулся Юрий.
Они сидели на стволе сухой ели — трава еще была мокрая после ночного дождя. Перед ними оживал лес. Вот дятел возвестил характерным стуком о своем прилете. Вот появился еж. Острыми иглами он собирал пожелтевшие листья для своего зимнего логова. Летели на юг журавли. Лехт и Юрий провожали их долгим, грустным взглядом. На высокой ели сидела белка, и Лехт бросил в нее осколок камня.
— Ты расстался со своим талисманом! — удивился Юрий.
— Не смейся, Юрий, — ответил Лехт. — Еще в институте, когда я был студентом, меня привлекали стены старых замков и храмов. Их ведь много у нас, в Эстонии. Тебе приходилось бывать в них?
— Конечно, мы приезжали с нашим учителем в Таллин.