Сердца четырех

– Работайте, работайте, – махнул рукой Клоков, подошел к обитой черным двери, открыл. – Вы, с автоматами, здесь останьтесь.

Автоматчики встали у двери, остальные прошли внутрь уютного, обитого дубом кабинета. Клоков прикрыл за ними дверь и скомандовал:

– Раз!

Солдат в ватнике ударил Реброва ногой в живот, другой заломил Ольге руку. Ребров, согнувшись, повалился на пол, Ольга упала на колени.

– Вот так, – Клоков подошел к сейфу, отпер ключом внешнюю дверцу, набрал шифр и открыл внутреннюю, – пусти козла в огород.

– Что? Зачем вы?! – воскликнула Ольга, морщась от боли.

– Еще ему добавь, – Клоков вынул из сейфа красную папку.

Солдат ударил Реброва сапогом в спину.

– Вопросы есть? – Клокоз подошел к Реброву, – Или все ясно?

– Все… ясно, – прохрипел Ребров.

– Номер замены?

– 28, ряд 64…

– Полоса?

– Восьмая.

– Хорошо, – Клоков открыл папку, вынул лист. – Итак, вместо вполне заслуженной пули в лоб вы получаете пробы. Сегодня, на шестом складе, вот по этой накладной. Вставайте.

Ребров с трудом встал.

– Держите, – Клоков дал ему лист, Ребров взял, стал морщась читать.

– Отпусти, – сказал Клоков солдату, тот отпустил Ольгину руку, помог ей встать.

– Теперь по лестнице наверх, – Клоков нажал кнопку, дубовая панель поехала в сторону, открывая ход в стене, дверь за собой захлопните. Возле санчасти моя машина с шофером.

Ольга первая вошла в проем.

– И на прощанье, от личного состава, – Клоков дал Реброву сильную пощечину. – Попадись ты мне еще хоть раз, вонючка. Пшел! – он пнул Реброва ногой. Ребров отшатнулся в проем, панель задвинулась. Внутри горели тусклые лампочки, наверх вела винтовая лестница. Ольга восторженно обняла Реброва:

– Ой, Витя! Витенька!

– Рано, рано, – зашептал он, отодвигаясь. – Двинулись.

Они поднялись по лестнице, открыли железную дверь и вышли из торца бойлерной.

– Где это… – завертел головой Ребров, – ага, вон санчасть.

– У тебя губа разбита, подожди, – Ольга достала платок, вытерла кровь.

– Пошли, пошли, – Ребров быстро зашагал к санчасти.

– Витя! Витенька! – Ольга догнала его. – Это же пиздец! Ой… миленький… сильно болит?

– Тихо.

Они миновали выходящих из столовой солдат, подошли к санчасти. Неподалеку стояла черная «волга». Ребров сел на переднее сиденье, Ольга сзади.

– Здравия желаю, товарищ подполковник, – сидящий за рулем сержант завел мотор.

– Здорово, – Ребров потрогал губу, – Москва, Дорогомиловская, дом 42.

– Есть, товарищ подполковник, – сержант включил передачу, машина тронулась.

– Как Дорогомиловская? – удивленно наклонилась вперед Ольга. – Зачем же?

Ребров строго посмотрел на нее.

– Я не могу! Я не смогу! Господи! – она закрыла лицо руками.

– Волга впадает в Каспийское море, – сухо произнес Ребров.

Ехали молча. На Большой Дорогомиловской свернули во двор и стали…

– Жди здесь, – сказал Ребров шоферу, быстро вылез из машины и открыл заднюю дверь. – Прошу.

Ольга выбралась из машины и побрела к подъезду. В лифте она разрыдалась.

– Ольга Владимировна, я прошу вас, – Ребров взял ее за руки, – я очень вас прошу.

– Ну зачем! За что мне… Господи, я не могу! – трясла она головой, – все же хорошо… ну, зачем?!

– Вы же все, все понимаете, вы помните 18 на раскладке, милая, мне самому тяжело, но мы на пути, и теперь так легко сорваться, разрушить все. Возьмите себя в руки, прошу вас, не губите наше дело. Мы не можем себе позволить расслабиться. Расслабиться – значит погибнуть, погубить других. Ну! – он встряхнул ее за плечи.

– Да, да, – всхлипнула Ольга, доставая платок, – погибнуть…

Они вышли из лифта, она вытерла лицо и Ребров позвонил в квартиру 165.

– Я не приказываю, я прошу, – сказал он.

Дверь открыл Иванилов. Он был в байковой рубахе, кальсонах и тапочках на босу ногу.

– В самый, самый раз, – заулыбался он, пропуская их в тесную переднюю, – а я вот это, съезд показывают, и там Ельцин им дает… В квартире громко звучал телевизор.

– Лезут на него, понимаешь, а он их глушит! Во, во… полозковцы. Может, чаю?

– Мы торопимся, Петр Федорович, – сухо сказал Ребров, расстегивая шинель на Ольге.

– Как знаете, – Иванилов выключил телевизор, открыт комод.

Ребров повесил шинель Ольги на вешалку, она сняла фуражку и прошла в маленькую смежную комнату. Иванилов вынул из комода серую папку, положил на стол.

– И поаккуратней, Петр Федорович, – Ребров прошел на кухню, посмотрел в окно. – У нас сегодня тяжелейший день.

– Все понял, – Иванилов с улыбкой вошел в смежную комнату и запер за собой дверь. Окно в комнате было плотно зашторено. Сидя на узкой кровати в углу, Ольга снимала сапоги.

Посередине комнаты стояло старое зубоврачебное кресло, над изголовьем которого был укреплен на столе стул с круглым отверстием в днище. Иванилов проворно разделся догола, положив одежду на угол кровати:

– Светлана Викторовна, давайте помогу.

– Отойдите! – дернула головой Ольга. Он отошел и встал возле кресла, поглаживая себя по плечам. Она разделась и села в кресло. Иванилов влез на стол, сел на укрепленный стул, спиной к Ольге. Его зад просунулся в отверстие, навис над Ольгиным лицом.

– Только не быстро, – произнесла Ольга, крепко берясь за подлокотники.