Серапис

Марк и Дада были также увлечены общим людским потоком. Фабий, старый домоправитель Марии, помог своему молодому господину переодеться после бегов; он снял у него с головы агитаторскую шапочку, застегнул плащ и отправился за ним из цирка, когда юноша повел Даду к городским воротам. Этот верный слуга хорошо понимал все происходившее между возлюбленными, потому что недавно сам провожал Герзу к своей хозяйке. Жена Карниса показалась ему женщиной порядочной и рассудительной, и теперь ее слова оправдывались на деле, так как она приписывала Марку неблаговидные намерения относительно своей племянницы. В то время Фабию было трудно поверить ее обвинениям – до сих пор юноша вел себя безупречно, но домоправитель еще не забыл любовных похождений его покойного отца, пылкого, увлекающегося Апеллеса, и не считал удивительным, что сын со временем пойдет по его стопам. Преданный старик не раз выводил из затруднений своего прежнего господина, когда тот затевал рискованные интриги с прекрасным полом. Теперь Фабий предвидел, что Марку придется выдержать упорную борьбу с властолюбивой матерью, если юноша серьезно посмотрит на свою привязанность к хорошенькой певице и вздумает назвать безвестную, бедную девушку своей женой. В Марке не было ни тени отцовского легкомыслия, и он привык строго относиться ко всему в жизни.

Погрузившись в такие размышления, старый слуга следил за Марком, который ничего не замечал, кроме Дады, шедшей с ним под руку. Молодому человеку до сих пор казалось, что небо творит одно чудо за другим. Разве мог он надеяться встретить на ипподроме свою возлюбленную, увидеть у нее на платье голубые ленты и узнать, что она желала успеха и приняла сторону его религии? После утомительной скачки и пережитых волнений Марк почувствовал крайнюю усталость, но едва только Дада прижалась к нему, испуганная уличной давкой и шумом, силы юноши неожиданно возродились. Хотя его распухшие руки горели и ныли, а плечи сводила томящая судорога, но он забывал свое изнеможение и боль, любуясь радостным личиком Дады, чувствуя ее близость и слыша ребяческий лепет прелестного создания. Затертые массой народа, они могли обмениваться только немногими словами, но их взгляды были выразительнее всяких речей.

Таким образом, молодые люди дошли до Канопской улицы, но здесь Дада заметила, что губы Марка побелели и его рука, на которую она опиралась, начала дрожать. Девушка встревожилась, спрашивая, что с ним. Однако ее спутник не мог ей ответить и пошатнулся, схватившись за голову. Молоденькая певица тотчас же поняла, в чем дело. Она предложила Марку зайти в общественный сад близ городских ворот, находившийся между маленьким цирком и меандрийской дорогой для бегов. В этом местечке, благоухавшем весенней зеленью и свежими цветами, утомленный юноша опустился на скамью в тени густых кустарников тамариска. Его щеки были мертвенно бледны, глаза потускнели, и ноги отказывались служить.

После невероятного напряжения, испытанного им в это утро, после всех пережитых тревог Марк не успел даже освежить себя глотком воды, не говоря уже о пище. Сообразив все это, Дада поспешила к продавцу фруктов. Четыре драхмы, подаренные ей Карнисом в ксенодохиуме вдовы Марии, еще не были ею истрачены. Девушка купила целую корзинку провизии: апельсинов, яблок, вареных яиц, соли и хлеба, а в придачу бутылку разбавленного вина и вырезанный из тыквы кубок. Свежая вода привела юношу в сознание. После этого Дада принялась заботливо чистить ему апельсины, и они вместе стали с аппетитом уничтожать незатейливый завтрак.

Вскоре Марк совершенно оправился. Утолив голод, юноша облокотился на спинку скамьи и, взяв руку Дады, с благодарностью смотрел ей в глаза, упиваясь блаженством первого признания. По его словам, он никогда не пробовал ничего вкуснее фруктов, принесенных девушкой, и никогда не пил такого нектара, между тем как на самом деле уличный продавец держал самое плохое мареотийское вино для неприхотливых потребителей. После этого Марк взял из рук своей возлюбленной надкушенное яблоко, принимаясь есть плод с того места, где виднелись следы ее белых зубов; каждый раз, когда наполнялся тыквенный кубок, она отпивала по его просьбе первый глоток. Съев по одному яйцу, молодые люди заспорили, предлагая друг другу третье, и, наконец, Дада вынудила Марка съесть его, так как он больше ее нуждался в подкреплении своих сил.