Серапис

— Таким образом, — продолжал Карнис, — Марк принял нас всех на свою шлюпку, и мы снова причалили к берегу. Несколько дней спустя военный корабль благополучно доставил в Александрию Цинегия, обоих братьев и нас. Однако наше имущество было потеряно, и мы оказались в безвыходном положении. Узнав о том, Марк дал нам рекомендательное письмо, после чего мы немедленно получили приют в ксенодохиуме его матери. После того боги устроили нам счастливую встречу с благородной Горго.

— Так Цинегий здесь, точно, здесь? — еще раз спросил Порфирий и, после утвердительного ответа Карниса, встревожено сказал, обращаясь к матери:

— Олимпий еще не вернулся. Он положительно неисправим! К чему такая безумная отвага, приличная разве юношам! Его легко могут поймать. Монахи бродят целыми толпами по улицам. Очевидно, готовится что-то недоброе… Сирус, сию минуту запрячь колесницу! — приказал хозяин одному из слуг. — Высокий Атлас пусть будет со мною. Цинегий здесь.

В эту минуту в зал вошел закутанный человек.

— Слава богам! — воскликнул Порфирий при его появлении. Пришедший между тем сбросил с головы капюшон своего плаща и развязал большой платок, который был намотан у него вокруг шеи, чтобы скрыть длинную седую бороду.

— Вот и я! — сказал он, глубоко переводя дух. — Цинегий приехал в Александрию; дела принимают серьезный оборот, друзья мои!

— А ты был в Мусейоне? — спросил хозяин.

— Конечно, и нашел всех в сборе. Славные юноши! Они преданы нам и готовы защищать богов. Оружия у нас припасено достаточно. Евреи 17 не вступятся, и потому Ония хочет действовать решительно; что же касается монахов и имперских когорт, то мы, наверное, с ними справимся!

— Да, если боги помогут нам сегодня и завтра, — задумчиво возразил Порфирий.

— Наш успех несомненен, если простой народ в деревнях и селах исполнит свою обязанность! — с воодушевлением воскликнул пришедший. — Кто этот незнакомец? — прибавил он, указывая на Карниса.

— Регент певцов, виденных тобой вчера, — отвечала Горго.

— Карнис, сын Гиеро, из Тавромения 18, — сказал старик, почтительно кланяясь гостю Порфирия. Величественная осанка и прекрасная голова этого человека необыкновенно понравились ему.

— Карнис из Тавромения! — радостно воскликнул тот. — Клянусь Геркулесом, изумительная встреча! Твою руку, твою руку сюда, старый приятель! А сколько лет тому назад распили мы с тобой последнюю кружку вина у старика Гиппиуса? Долгая жизнь убелила нас сединою, однако мы оба еще бодры и крепки. Ну, сын Гиеро, отгадай-ка, кто говорит с тобой?

— Ты Олимпий, великий Олимпий! — воскликнул Карнис, радостно пожимая протянутую ему руку. — Пускай все боги благословят это счастливое утро!

— Все боги! Прекрасно сказано! — заметил философ. — Значит, ты также не изменил старине?

— Мир хорош только тогда, когда им правят древние божества! — воскликнул певец в радостном волнении.

— Потому-то мы и хотим, чтобы все осталось по-старому, — с жаром прибавил его собеседник. — У нас теперь настали тяжелые времена. Мы бросили пустые споры и не ломаем больше голову над вопросом: умирает ли человек в последний момент жизни, или в первый момент смерти, как будто от решения подобной проблемы зависит человеческое счастье. Теперь дело идет о том, победят ли старые боги, будем ли мы по-прежнему наслаждаться мирскими благами под их охраной, или склоним голову перед распятым Христом и его учением; здесь идет борьба за высшие блага человечества…

— Мне говорили, — перебил его Карнис, — что ты храбро защищал храм великого Сераписа. Противники наших богов хотели коснуться его святилища, но ты со своими учениками заставил их отступить. Некоторым из вас удалось избегнуть кары.

— Но мне враги показали, во сколько ценят мою голову, — со смехом перебил Олимпий. — Эвагрий обещал за нее три таланта. На эти деньги нетрудно купить целый дом и, при скромных потребностях, можно жить одними процентами с такого капитала. Ты видишь, что меня не считают ничтожеством. Благородный Порфирий дал мне у себя приют. Мне нужно переговорить с тобой, старый друг, — добавил он, обращаясь к хозяину, — а ты, прелестная Горго, не теряй из виду предстоящий праздник Исиды. Его необходимо устроить особенно блестяще по случаю приезда Цинегия. Пусть он передаст императору, пославшему его сюда, что александрийцы по-прежнему чтят своих богов. Где та девушка с большими глазами, которую я видел здесь вчера.

— В саду, — отвечала Горго.

— Она будет петь у подножия катафалка! — воскликнул философ. — Это непременно необходимо устроить.

— Если только христианка послушается нас, — озабоченно возразил Карнис.