Серая слизь

…И еще о бабских журналах. Когда-то знакомая журналистка писала для одного из них байку на тему: о чем говорят мужики между собой. И консультировалась у меня – пребывая в святой уверенности, что говорят они, в смысле мы, исключительно о них, в смысле о бабах. И не поверила, когда я попытался ее разубедить. И зря. То есть мужские компании, понятно, бывают разные – но ни в одной из тех, в которых когда-либо вращался я, интимная сфера обсуждению не подлежала никогда. Просто существовало неартикулируемое, но четкое представление о непереходимых другими границах личного пространства. Даже друзьями непереходимых. Даже с Джефом мы никогда не говорили о своих женщинах. Так что сейчас оба мы чувствуем себя неприятно до крайности…

– Н-ну… Она сама мне тогда сказала… Нам…

– Сашка?

– Угу.

– Тогда? В “Красном”?

– Угу.

– Что она вам сказала?

“Привет, ребята…” – “Привет еще раз”. – “Можно?” – “Если осторожно”. – “Ребята… пока Дэна нет… Слушайте… У меня просьба будет… странная… Вы мне можете помочь?..” – “А че случилось?” – “Да нет… ничего… Просто мне с Дэном очень надо поговорить… наедине поговорить…” – “А в чем проблема?” – “Ну… мне сейчас надо…” – “Ну а мы че?” – “Слушайте… Вы могли бы… ну, придумать чего-нибудь… ему сказать… чтоб он один остался… Чтобы он не понял, что это я вас попросила… Понимаете… Просто у нас… у нас с Дэном… Ну очень сложно все, понимаете… И мне нужно… Ну, так продолжаться не может, в общем… Пожалуйста…”

Уфф… Хорошая вещь пиво. Всем хорошая. Кроме одного. Ссышь как заведенный… Застегиваюсь, споласкиваю руки, вырубаю свет, закрываю дверь, “Мара, еще одну ноль пять” (“Я принесу…”), подмигиваю Сашке, давая ей дорогу к ее столику, падаю за наш. “Спасибо, Мара…”

– Прозит. – Макс стукается со мной, залпом добивает свою кружку. Сует в рот сигарету, пододвигает пачку Джефу. – Ну че, по последней и повалим?

– Куда это вы? – удивляюсь.

– К Максу щас в “Экспериментс” подскочим, – Джеф. – У него там подопечные, группка такая…

– “Санта-Кенгарагуа”, – Макс.

– “Кенгарагуа”?

– Ну. Смешные ребята.

– У них через неделю сольник в “Пулкведисе” на полтора часа. А мы щас поболтаем – баечку сделаем, поддержим чуток…

…Напоследок даю им отмашку через обтекающее стекло, смотрю на едва начатую ноль пять. Нахрена я тогда ее брал?.. Без двадцати девять. Времени, в принципе, вагон… Оглядываю кабак. Цезария Эвора – из колонок под потолком, на кожистых табуретах за стойкой – ди-джей Глейзер и рок-ветеран Яхимович, увлеченно трут профессионально поставленными голосами. (Позеленевшее “Красное” – странное место: вроде бы, совершенно не культовый кабак, ничем не интересен особенно, но из известных мне рижских заведений только здесь можно встретить – разом – нескольких популярных в стране диджеев, единственного оставшегося в анналах истории советского рока рижанина Яхима, Витю Вилкса – единственного же латвийского клипмейкера, снимающего ролики сливкам русского рокопопса от Земфиры до “Сплина”, и парочку соавторов-лауреатов раскрученной питерской премии “Нацбестселлер”, соображающих на троих с единственным проживающим в ЛР призером Берлинского кинофестиваля.) За столиком у камина – Сашка скучает: Оля эта ее еще раньше свалила. Встречаемся глазами.

Беру пиво, пересаживаюсь:

– Ну как оно вообще?

Интеллигентская моя наследственность проявляется иногда совершенно непредсказуемым образом. Помню, как в полудетские еще времена поразил дворовую нашу тусовку произнесенной в ходе одного из первых своих ужоров до “состояния нестояния”, в момент попытки ухватиться за уворачивающуюся стену, фразой “Мне надо оп-пределиться в п-пространстве”. Симптоматика испытываемого мною сейчас – почти как при той самой физической потере координации. (Кстати, что-то в этом духе я ощущал год назад, после Берлина, когда мне приходилось по мобиле соглашаться на интервью в процессе давания интервью двум изданиям одновременно. В публичной востребованности на самом деле нет никакого удовольствия – по крайней мере, для априори непубличного человека вроде меня, тем более когда все происходит так неожиданно. Ты слишком привык быть по другую сторону камеры – и когда снимают тебя и задают дебильные вопросы тебе, чувствуешь себя не звездой, а идиотом. Теряешь ориентацию в пространстве… Да, но там повод, блин, все-таки отличался.)

Вторые пятьдесят “Джеймесона” – в кабаке возле вечно ремонтируемого “Палладиума”. Локти на пластмассовой стойке, перед носом – стекло до пола, за стеклом – Čaka iela.[3] Двумя табуретами правее за рюмкой бальзама – горбоносая женщина в расстегнутом пальто со спортивной сумкой через плечо, из потемок которой с выражением скорбного всепрощения смотрит неправдоподобный той-пудель.

Из наружного кармана куртки выволакиваю свернутую газетку “Часик”, из внутреннего – трубу. Мне надо определиться в пространстве. “Рекламный отдел ИД «Петит»”… Опаньки…