Рэд вспомнил, что часто в океане находят брошенные суда, исправные, со следами не завершённых обыденных человеческих дел, но без команды! Пользуясь, что он ранен и имеет право капризничать, он стал доставать Смирнова:
— Давай, сознавайся! А то я дам показания спасателям и тебя посадят, как виновного в гибели всей команды!
Смирнов понимал, что у Рэда начинается бред. Рука, видневшаяся ниже запястья, обретала угрожающий бордовый цвет. Сергей думал: «Что-то важное там ему перебило! Может, кость сильно раздробило?»
Рэд стал временами впадать в дремоту, как бы забываться. Смирнов теребил его речами:
— Э-э-э! Давай проснись! Уже буран кончается! Метель стихла! Пойдём самолёт искать!
Они вышли на палубу, замотав руку Рэда шерстяным запасным свитером. Видимость в непогоде всё больше отвоёвывала свои права. Уже видны были дальние торосы и ближняя граница пакового льда. Перейдя с борта на борт, обследовав линию горизонта в морской бинокль, который Смирнов загодя прихватил из ходовой рубки, товарищи остановились на полубаке. Сергей взобрался на лебёдку брашпиля и вглядывался вдаль. Рэд оставался безучастным. Он понимал, что если даже они обнаружат самолёт, то сделать, как пилот, он ничего не сможет! Он был не из тех, кто быстро сдаётся, но в этом случае он явно понимал, что лучше быть просто одноруким, чем с такой грудой боли! Но даже при таких мрачных мыслях и адской боли в руке взгляд его привлёк свинцово-синий столб в атмосфере, идущий от неба до поверхности океана, на линии горизонта, по направлению к юго-западу от корабля. Вид этого явления был зловещий. Рэд спросил Смирнова:
— Что это такое?
От всяких загадок и недоговорок Смирнова Рэд себя чувствовал очень неуютно. Ему было жутковато от такого видения на горизонте.
— А-а-а!.. Не обращай внимания. Здесь часто случается такое.
— Это не радиация от Новой Земли?
— Ну, ты совсем дикий! Это циклон или антициклон рождается. Арктика, это кухня погоды!
От пребывания на холоде Рэду лучше не стало. Он даже закручинился, что его любимый самолёт пропал, наверняка! Товарищи пробрались в надстройку, в обжитую каюту. Сергей начал есть какие-то консервы. У Рэда аппетита совсем не было. Когда наступили ночные часы, он стал уже бредить. Рука его распухла до неимоверного состояния. Смирнову казалось, что она даже стала пахнуть гноем, а, может, у него наступило аллергическое расстройство обоняния, от отказа от спиртного. В одиночку он пить не хотел, а Рэду было совсем плохо. За иллюминаторами потемнело, наверное, этот атмосферный столб накрыл их судно. Сергей запалил электролампочку от уже изрядно севших аккумуляторов и стал теребить Рэда:
— Давай, я тебе градусник поставлю! Я прихватил у дока!
Прикосновение холодного градусника привело больного в чувство, и он спросил первое, что пришло в его воспаленную голову:
— Как ваше судно оказалось в этом полюсе недоступности? Ведь это не ледокол, чего вы сюда попёрлись?
Смирнов в начале знакомства хотел разыграть версию, что он так же, как и Рэд, попал на судно «потом». Но врать сильно больному человеку у него не хватило дерзости. Он поведал:
— Да, судно не ледокол, но ледового класса. Мы шли Севморпутём. Впереди прошёл караван с ледоколом впереди. Наш капитан пристроился, на халяву, по-русски. Хотели пройти мимо острова Вайгач, через Карские ворота. Но нас затёрло паковым льдом. Судно частное, за спасение платить было нечем. А ты же видел, что на бланках «Ллойдовского листа» написано: «Без вознаграждения — нет спасения!» Стали мы дрейфовать, попёрло нас на север.
— И, что же, льдом не раздавило?
— Я же говорю, у судна остов ледового набора и ледовый пояс брони. Тем паче, корпус килевой, его выдавливает, но не сжимает. Это ледокол, как плоское корыто. Попробовал бы ты походить на нём по открытой воде. Качает, как космонавта на стенде!
Так разговорами о качке и принципах судовождения во льдах Смирнов пытался отвлечь Рэда от потери сознания. Тот достал градусник, повернулся к лампочке и проговорил:
— Во, бздец! Тридцать девять и пять!
— Надо пить таблетки!
— А какие, ты знаешь?
— Ну, аспирин, он всегда помогает!
— С бодуна он помогает, — вскричал отчаянно Рэд. — Ещё день, и тебе придётся отрезать мне руку!
Смирнов от такой перспективы ошалел. Он даже не учёл, что его напарник может бредить. Он начал говорить алогичные вещи в свою защиту:
— Да если бы не этот корабль, ты бы на своём кукурузнике лежал где-нибудь в полынье, перевёрнутый вверх колёсами!
Рэд очень обиделся на реплику «кукурузник», он всегда гордился своим «Яком» и, когда был один, в хорошем настроении, всегда пел песню Высоцкого: «Я — Як-истребитель!» Он всем своим взрывным характером попёр на Смирнова:
— Да, ты-ы-ы!!! Загубил команду! Все пошли на Большую Землю, а ты струсил! Трус!
— Да я не струсил, и никуда, ни на какую Большую Землю они не пошли!
— А где они?