Серая мать

Странные фразы повторялись. Олеся вдохнула и приоткрыла дверь пошире, мысленно умоляя ее не скрипнуть. В увеличившуюся щель она увидела часть комнаты с неопрятным лежбищем в углу. Похоже, когда-то это была двуспальная кровать, но сейчас от нее остался лишь покосившийся остов, заваленный кучей всевозможного тряпья. Среди засаленных одеял кое-где виднелись обрывки одежды.

– Тот, кто слушает, – спасется… Тот, кто исполняет предназначение, – живет… Только правильные мысли ведут к предназначению…

В напоминающей гнездо кровати лежал Толенька. Олеся узнала его по лысому затылку, торчащему из-под свалявшегося шерстяного пледа. Похоже, Толенька разговаривал во сне.

Дальше взгляд уперся в стену. То, что Олеся приняла за невнятный полустершийся узор на обоях, оказалось группами одинаковых отметок: по семь галочек выстроились в ряд, каждые четыре ряда обведены овалом, а между овалами накарябано что-то еще. Нарисованные и нацарапанные, эти странные значки покрывали часть стены, мельчая и кривясь ближе к кровати. Самые последние отметки над кроватью кто-то тщательно вымарал, выскреб вместе с обоями и слоем штукатурки.

Присмотревшись еще раз, Олеся поняла, что именно напоминают ей эти отметки. Календарь. Толенька пытался вести календарь, но затем почему-то бросил. Как он там говорил? «Толеньке незачем считать дни, Толенька спасся и живет».

– Тот, кто слушает, – спасется… Тот, кто исполняет предназначение, – живет… Только правильные мысли ведут к предназначению…

Олеся снова прислушалась, стараясь уловить смысл.

– Что там?

Она дернулась в сторону, инстинктивно вжавшись в стену. Рядом стоял Семен. В полумраке коридора его фигура с обнаженным торсом казалась призрачной, а осунувшееся лицо с тенями в подглазьях напоминало голый череп.

– Что там? – повторил Семен свой вопрос.

– Ничего, – выдохнула Олеся, стараясь успокоить тревожно зашедшееся сердце. – Просто комната. Спальня Толеньки.

– Толенька! – выплюнув имя, будто ругательство, Семен взъерошил волосы на затылке и покачал головой. – Маразм какой-то. Мы застряли в… какой-то аномалии, хрен знает где, и единственный, кто тут есть, – стремный поехавший старикашка!

Олеся только пожала плечами. Может, Семен и прав. Если Толенька действительно пробыл здесь так долго, как говорит, и все это время невидимая Серая Мать ковырялась в его мозгах, он запросто мог тронуться умом. Те повторяющиеся фразы, которые он только что бормотал, и правда звучали безумно.

Семен вздохнул и последний раз поскреб затылок.

– Ты к нему заходила?

– Нет, – ответила Олеся. – Он спит.

– Да и черт с ним. Пойдем отсюда. У меня желудок уже сам себя переваривает.

Подумав о еде, Олеся поняла, что съела бы сейчас что угодно: хоть пенопластовый бутерброд, хоть ватный помидор – все равно. Лишь бы что-нибудь. И запила бы водой прямо из тазика.

Когда она с урчащим желудком и пересохшим ртом заглянула в большую комнату, остальные уже поднимались со своих мест.

– Как вы? – Олеся обращалась к Ангелине Петровне. Та, съехав на краешек кресла, перекосившегося под ее весом, ощупывала свою повязку.

– Все нормально, спасибо, – отозвалась она тихим голосом. Выражение бледного лица показалось Олесе нарочито-страдальческим, но девушка одернула себя. А если бы ее поранил тот монстр? Как она себя чувствовала бы?

– У вас дома есть какое-нибудь обезболивающее?

Ангелина Петровна успела кивнуть, прежде чем в диалог вклинилась Аллочка.

– Где этот человек? – встревоженно спросила она. – Вы видели его сегодня? Куда он ушел?

– Он еще спит, – повторила Олеся.

– Значит, надо его разбудить! – В голосе Аллы Егоровны звучала хрупкая истерическая решительность. – Пусть он скажет…

– Аллочка, перестань, – одернул ее Виктор Иванович.

За ночь он заметно сник и как будто постарел. Лицо в серебристой щетине казалось больным. Впрочем, Олеся осознавала, что и сама выглядит не лучшим образом.

Алла Егоровна уже раскрыла рот, чтобы что-то ответить, но вместо этого расплакалась, спрятав лицо в ладонях, как и накануне.

– Ну, ну… Ну что ты опять устраиваешь… – поглаживая ее по спине, Хлопочкин выдавил виноватую улыбку, словно извиняясь за поведение супруги.

– Пойдемте, – сказал Семен. – Хватит тут торчать.

Понурые и ничуть не отдохнувшие, они гуськом потянулись из комнаты и снова столпились в прихожей. Приближаться к входной двери никто не спешил.

– Этот тощий сказал, что к утру тварь уйдет, так? – произнес Семен то, о чем сейчас, скорее всего, думал каждый.

Олеся представила чудовище без лица, преследовавшее их ночью. Да, Толенька говорил, что оно уйдет утром, но откуда им знать, не затаилась ли эта жуткая тварь в квартире Хлопочкиных? Вместе со страхом вернулось неприятное чувство размытости окружающего, словно их накрыли матовым колпаком. Тишина, монтажной пеной разбухающая в ушах, только усиливала ощущение невидимого купола над головой.

Осунувшийся Виктор Иванович, заплаканная Алла Егоровна, переминающаяся за их спинами Ангелина и сама Олеся уставились на Семена, стоящего ближе всех к двери, как будто исход дела зависел исключительно от него.