Серая мать

Они вместе, они разговаривают друг с другом, эта рыжая девушка и парень без рюкзака. А Толенька не разговаривал ни с кем уже давно. Да и когда разговаривал, это было недолго. Потом собеседники уходили в Колыбель или… В любом случае, недолго.

И почему никто из них не захотел спастись? Толенька не понимал этого. Всякий раз надеялся, но ошибался. И снова оставался один.

Может быть, на этот раз?..

Голоса за дверьми стихли. Новые соседи ушли и захлопнули дверь в свою квартиру. В квартиру, где они сядут и будут говорить друг с другом среди множества настоящих вещей.

А если бы ему предложили обменять все вещи – все его вещи и все те, которые только ждут своего часа, – на настоящего соседа?

Несколько минут назад Толенька не согласился бы. Теперь же он медлил с ответом.

– Это и не вопрос, – шептал он, возвращаясь в свое жилище. – Никто и не спрашивал, никто и не предлагал, значит – это и не вопрос! Значит, и думать нечего!

Чтобы отогнать внезапную тоску, приползшую словно бы из темных времен, Толенька распластал по лысому темечку высохшую ладонь и изо всех сил сжал пальцы.

– Приди, приди, приди, приди… – шептал он, зажмурившись, и пытался представить Серую Мать.

Обычно это срабатывало, но не сейчас. Кажется, она совсем не слышала его. Чем она занята? Толенька не знал, не мог знать этого, если она сама не заговаривала с ним. Вот и сейчас надо было просто подождать, и все.

Но он не мог ждать. Ноющее беспокойство, появившееся следом за тоской, гоняло его из угла в угол, из комнаты в комнату. Что-то изменилось. Что-то шло не так, как всегда. Почему их так много? Почему пришли те, из темных времен? И почему Серая Мать не замечает его?

– Часы, часы… Часы… На часах… Двадцать четыре часа… Сутки, сутки! День-ночь! Время! Люди считают время!

Он все-таки вспомнил. И испугался этого. Слишком, слишком много весточек из темных времен! И Серой Матери нет рядом…

– Не нужно, не нужно, ничего этого не нужно… – бормотал Толенька, кружа по квартире. – Только правильные мысли… Только правильные…

Губы шевелились, выговаривая привычные слова. Ноги топтали грязный пол. Руки охватывали склоненную голову. Сколько раз он уже проделывал это? Много, много раз… Но никогда с момента прекращения темных времен Толенька не чувствовал себя таким одиноким. Таким покинутым.

О, если бы он мог сейчас хоть с кем-нибудь поговорить…

9

Впервые в жизни Ангелине хотелось ударить Масю как следует. Дать пинка, чтобы летела через всю комнату. Но она, разумеется, не сделала этого. Поругалась, конечно, замахнулась веником пару раз, и все. Она ведь любила Масю, а Мася – Ангелина в очередной раз напомнила себе об этом – любила ее.

Сейчас кошка, с самого утра носившаяся как безумная по квартире, переворачивая все на своем пути, слегка успокоилась, но продолжала рыскать по углам, то и дело шипя и выгибаясь дугой. В голову к Ангелине лезли тревожные мысли о бешенстве, но из квартиры Мася никогда не выходила, а значит, и подцепить болезнь не могла. Ангелина хотела записаться на прием в ветеринарную клинику, но не сумела: телефон выдавал одни помехи. Это означало, что вдобавок к магазину придется тащиться еще и в салон связи, а после – в ветеринарку. А ближайшая, как назло, чуть ли не самая дорогая!

Стараясь не обращать больше внимания на кошку, Ангелина придирчиво осмотрела себя в зеркало. Лампа в коридоре почему-то светила слишком тускло. Как и в ванной. А еще с утра отказался работать тостер. Не такого начала выходного дня она ожидала.

Пальто, купленное в прошлом сезоне (тщательно подобранное, приличное), сидело впритык на рыхлом теле, хотя изначально было свободным. Очки в тоненькой золоченой оправе (не слишком броские, но и не какие-нибудь старушечьи – словом, тоже приличные) казались слишком маленькими на лунообразном лице. Собранные в жидковатый пучок волосы выглядели засаленными, хоть и были тщательно вымыты накануне.

Кор-р-рова…

Это слово произнес у нее в голове тот же голос, которым оно недавно было сказано в реальности: мерзкий, старческий. Ангелина внутренне окаменела и принялась с удвоенным вниманием ковыряться во вместительной дамской сумке, в очередной раз проверяя, не забыла ли она чего.

Она никогда не была худышкой, но на пятом году работы в школе начала полнеть по-настоящему, болезненно и неотвратимо. К своим тридцати восьми годам Ангелина весила почти сто двадцать килограммов при среднем росте и, судя по пальто, продолжала набирать вес. Безжалостный эндокринолог, вместо того чтобы назначить нормальное лечение, выписывал какую-то ерунду и твердил одно и то же: упражнения-диета, диета-упражнения, а последний раз и вовсе предложил обратиться к психотерапевту, хотя это было уж совсем ни к чему!

И все эти диеты… Она постоянно срывалась. Когда перед тобой сидит целый класс малолетних балбесов, которых надо не только привести в чувство, но еще и чему-то научить, выматываешься до предела. Просто перестаешь соображать. И кусочек торта или шоколадка – единственное, что может помочь от полного внутреннего опустошения.