Серая хризантема

— Ну я так и знала! — возмутилась Ирина. — Нельзя тебе серьезные дела доверять. Тютя ты, Зиночка! «Я ему свои, он мне — свои»… Тоже мне, гений выискался! Сейчас посмотрим, что ты там накуролесил! — Она сняла с полки последний, десятый, том ПСС Пушкина и начала внимательно просматривать письма в самом конце его. — Вот, нашла!

«21 ноября 1836 года. П. В. НАЩОКИНУ…

Любезный мой, Павел Войнович, только что отписал письмо Бенкендорфу и вот сел писать Вам. Хочется дружественного участия. Вам, наверное, уже писали о моих злоключениях. Теперь сообщаю, что дуэль с господином Д. уже неизбежна. В обществе об этом имеются самые разноречивые мнения. Многие, и даже самые близкие мне люди, считают, что я не прав и должен просить г-на Д. считать мой вызов как бы не имевшим места.

Сегодня ко мне пришел один молодой человек, совершенно мне не известный, и тоже уговаривал не драться. Он мне сказал так: „Ваша смерть была бы невосполнимой потерей для Отечества“. Потом читал мне стихи. Прекрасные стихи! Если со мной случится нехорошее, теперь знаю: есть кому меня заменить. На всякий случай запомните имя этого г-на. Вячеслав Николаевич Зинченко. Больше о кем мне ничего не известно. Эта встреча рассеяла мою тоску и вселила надежду в благополучный исход дуэли. До свидания. Жду писем.

А. ПУШКИН».

Вовка первым нарушил затянувшееся молчание:

— Представляю, как бесились все эти годы ученые, дабы выяснить, что за человека Пушкин назвал своим преемником в литературе! — мрачно сказал он. — Об этом, наверное, сейчас десятки книг написаны… И Ираклий Андроников…

— Что — Ираклий Андроников? — совсем сник Зина.

— А то… Скоро узнаем.

Но оказалось, что споры в науке улеглись давно, лет двадцать назад. Неутомимый Андроников нашел документальное подтверждение тому, что в своем имении под Могилевом действительно обитал в те годы помещик Вячеслав Николаевич Зинченко, который пописывал любовную лирику. Стихи забытого литератора извлекли из пыли и плесени бывшего губернского архива, с благоговением прочли их.

К сожалению и разочарованию знатоков, покойный Вячеслав Николаевич оказался безнадежным графоманом. Андроников наговорил по этому поводу новеллу «Последняя ошибка гения», но это не помешало выходу в свет шикарного академического издания «Избранной лирики» В. Н. Зинченко.

И уж совсем скис Славка, когда Ирина застала его в тот момент, когда он, уединившись с сэром Эдгаром на лестничной площадке, свистящим шепотом читал тому нотацию.

— А ну-ка, никаких секретов от коллектива! — решительно заявила она. — Брысь в комнату и — без утайки…

— Ну, пр-рилетел я, — сварливо пробурчал ворон. — Р-разыскал Александр-р-р Сер-ргеича, пр-роник в фор-рточку… А в Петер-рбур-рге сентябр-рь, гр-роза, хмар-р-рь… Поздор-ровался, пр-рисел на гр-реческую скульптур-ру… Бр-рось, говор-рю, Сер-ргеич, стр-реляться! Пр-ришьют, говор-рю… Р-расквась, говор-рю, мор-рду кава-лер-ргар-рдишке, не доводи до гр-реха!..

Молчавший до сего момента Вовка вдруг присвистнул, закрыл глаза и, жестом остановив Эдгара, прочитал на память:

Только приоткрыл я ставни, вышел ворон стародавний,
Шумно оправляя траур оперенья своего.
Без поклона, важно, гордо выступал он чинно, твердо:
С видом леди или лорда у порога моего,
Над дверьми на бюст Паллады у порога моего,
Сел — и больше ничего[25].

— Нет, этого не может быть! — тихо сказала Иришка.

— Почему же, ведь подарил же Пушкин Гоголю идею «Ревизора»!

— Но, в отличие от Гоголя, Эдгар По не был знаком с Пушкиным!

— Похоже, что был, — задумчиво сказал Славка. — Когда Александр Сергеевич рассказывал мне про этот случай, он упомянул, что сам бы с удовольствием использовал этот сюжет, да подарил его одному поэту из Америки, который посетил его незадолго до меня.

— Но ведь По не был в России! Нет сведений о такой встрече!

— Но нет и опровержения. История умалчивает. И в конце концов, что нам с вами известно о биографии Эдгара По!

— А я Сер-ргеичу «невер-рмор-р-р» не говор-рил! — вмешался ворон. — Я тр-ри языка знаю: р-русский, гер-рманский да фр-ранцузский. А по-бр-ритански не р-разу-мею. Совр-рал амер-риканец!

— Не бухти! — сказали Эдгару. — Виноват, так сиди и молчи!

* * *

Зинченко от расстройства заболел флюсом. Взяв бюллетень, он сутками не вылезал от Шлыковых и в конце концов усовершенствовал МАВРУ. Теперь машина смогла бы перенести в прошлое сразу несколько человек. Но старался он напрасно.

— Болезных не берем! — произнес жестокий приговор Вовка. — Не хватает только подцепить там на твой флюс какую-нибудь сибирскую язву! Еду я, и никаких разговоров!