Трагическая смерть известного адвоката, свободный доступ на службу, возбуждение, охватившее маленький городок, и скучный нерабочий день — все эти факторы привели к тому, что в церкви к четырем часам дня, когда преподобный Кондри поднялся на кафедру, народу было битком. Он прочел молитву, потом уселся на свое место, и после этого хор пропел первые несколько строк заупокойной мессы. Затем преподобный снова поднялся — произнес несколько слов из Священного Писания, высказал свои печальные мысли по поводу произошедшего. Право первой произнести надгробную речь было предоставлено Мэтти. С трудом сдерживая эмоции, она говорила о своем племяннике, плакала, но продолжала говорить, и время от времени все присутствующие плакали вместе с ней. А потом Мэтти принялась рассказывать историю о том, как Донован нашел мертвое тело своей матери, ее дорогой сестры Розы, и тут голос ее дрогнул, сорвался, и она молчала несколько секунд. Потом взяла себя в руки и продолжила.
Саманта сидела в пяти рядах от нее, между Барб и Аннет, все три женщины сжимали в руках платки и вытирали слезы, бегущие по щекам. Все три думали об одном: продолжай, Мэтти, ты сможешь. Никто здесь никуда не спешит, так что выскажи все, что хотела. Это единственная заупокойная служба по Доновану, другой не будет, и никто тебя не подгоняет.
Закрытый гроб, заваленный цветами, поместили у подножия кафедры. Аннет шепнула Саманте, что в здешних краях принято проводить заупокойную мессу с открытым гробом, чтобы все скорбящие могли видеть покойного, пока о нем говорят только самое хорошее. Это старый обычай, и его целью всегда было подчеркнуть драматизм происходящего. Аннет сказала, что Донована вроде бы поначалу собирались кремировать. Саманта призналась, что ей об этих планах ничего не известно.
К счастью, Джуди хватило здравого смысла не вмешиваться. Они с дочерью сидели в первом ряду, всего в нескольких футах от гроба. Как и говорили, она оказалась настоящей красавицей — стройной брюнеткой с такими же темными, как у Донована, глазами. Их дочери Хейли было всего шесть, и она очень тяжело восприняла расставание родителей. А теперь была потрясена смертью отца — крепко обнимала мать и плакала, не переставая.
Машина Саманты была припаркована у северного входа. Ей не терпелось уехать из Брэйди домой, в округ Колумбия, где мать обещала приготовить угощение из суши и запастись бутылкой превосходного шабли. Завтра, в День благодарения, они постараются выспаться, а затем пойдут на ленч в афганский ресторанчик, где подавали кебаб и где на праздники всегда было полно народу — наверное, многим американцам надоела индейка или же они просто хотели отдохнуть от семьи.
В конце Мэтти не устояла под наплывом эмоций, извинилась сдавленным голосом и села. Снова запел хор. Последовало еще несколько замечаний преподобного Кондри, почерпнутых им у апостола Павла, затем длинная прощальная речь, произнесенная близким другом Донована, знавшим его еще с начальной школы. Примерно через час слезы у всех иссякли, и люди стали подниматься со скамей. Преподобный Кондри благословил скорбящих, и они начали расходиться. Большинство собрались за зданием церкви, столпились у вырытой могилы и гроба, стоящего рядом под пурпурным похоронным шатром. На этот раз отец Кондри был краток — произнес всего одну молитву. Когда гроб начали опускать в могилу, Саманта принялась потихоньку выбираться из толпы. Она знала, что каждый должен теперь подойти к скорбящей семье и сказать несколько слов утешения, но с Саманты было достаточно.
Хватит всех этих местных обычаев. Она по горло сыта Брэйди. Она устала от братьев Грей, всех их драм и тянущегося за ними шлейфа тайн. Бак «форда» заправлен под завязку, в желудке пусто, но она тронулась в путь, надеясь, что если будет ехать без остановок, то за пять часов доберется до квартиры матери в центре Вашингтона. И добралась. Вышла из машины и несколько минут стояла рядом на тротуаре, впитывая краски, звуки, шум движения и близость прохожих, живших неподалеку друг от друга. Вот он, ее мир. Она страшно соскучилась по Сохо и заразительной энергетике большого города.
Карен уже расхаживала по квартире в пижаме. Саманта быстро распаковала сумку и переоделась. Часа два они просидели на мягком диване с подушками, ели, пили вино, болтали, смеялись — и все это одновременно.
Фонд, собиравшийся субсидировать дело о мошенничестве и подмене улик со стороны «Лоунрок коул» и «Каспер, Слейт», уже отозвал перечисленные средства. Сделка отменялась: ведь Донован подавал иск в одиночку, пообещав, что вскоре к нему присоединится целая команда первоклассных юристов, теперь же, после его смерти, все его сторонники разбежались, и дело застыло на мертвой точке. Маршал Кофер был весьма этим огорчен. Ведь процесс обещал быть просто «грандиозным», и сам бы он, не задумываясь, нанес бы первый удар, если б только мог.