Обедать они сели на заднем дворе, за стол для пикников под развесистым кленом, листва которого горела и переливалась всеми оттенками желтого. А на земле раскинулся великолепный ковер из травы и поздних осенних цветов, которым совсем скоро предстояло исчезнуть. Как только солнце скрылось за гребнями гор, зажгли свечи. Клодель присоединилась к ним чуть позже. Мэтти завела в доме правило: за обедом никаких разговоров о работе — ни единого слова о центре, о клиентах и уж тем более о том, что имеет отношение к углю. И потому они сосредоточились на политике — Обама против Маккейна, Байден против Пэйлин. От политики плавно перешли к разговорам об экономическом кризисе, затронувшем весь мир. Новости на эту тему поступали только плохие, эксперты продолжали спорить о том, приведет ли это к значительной депрессии или только к глубокой рецессии, — но здесь все это казалось таким далеким, как какой-нибудь геноцид в Африке. Как ни странно, кризис почти не затронул Брэйди, во всяком случае, пока. И еще они с любопытством расспрашивали Саманту об оставшихся в Нью-Йорке друзьях.
Вот уже в третий или четвертый раз за вечер Саманта заметила в словах и выражении лица Аннет какую-то холодность по отношению к себе. Со всеми остальными она общалась нормально, а вот с ней, Самантой, говорила чуть ли не сквозь зубы. Поначалу она не придала этому значения. И лишь к концу обеда окончательно убедилась: Аннет что-то терзает. Это показалось ей странным, поскольку никаких ссор и недоразумений между ними прежде не было.
И она пришла к выводу: наверное, это имеет какое-то отношение к Доновану.
Глава 15
Проснулась Саманта под приятные звуки отдаленного перезвона церковных колоколов. В воздухе витали несколько мелодий, одни были ближе и громче, другие тише и отдаленнее, но все они ненавязчиво напоминали местному люду, что настало воскресенье и двери церквей для них открыты. Если верить электронному будильнику, было две минуты десятого, и она в очередной раз подивилось своей способности спать подолгу. Она уже подумывала о том, чтоб перевернуться на другой бок и подремать еще немного, но затем сочла, что десяти часов сна вполне достаточно. Кофе был уже готов, его аппетитный аромат плыл из другой комнаты. Она налила себе чашку, села на диван и подумала, чем бы сегодня заняться. Делать было особенно нечего, главное — избежать общения с Аннет и ее детьми.
Она позвонила матери, и минут тридцать они болтали о том о сем. Карен, что было для нее характерно, интересовал только последний кризис в Министерстве юстиции, и говорила она исключительно о нем. Ее босс настаивал на проведении предварительных совещаний по поводу планов расследовать деятельность крупных банков, ипотечных брокеров и прочих жуликов с Уолл-стрит. И они займутся всем этим, как только осядет пыль, и выведут на чистую воду всех, кто ответственен за это безобразие. Беседа вскоре наскучила Саманте, но она вежливо поддакивала, сидя в пижаме, попивая кофе и слушая непрерывный перезвон колоколов. Карен мельком упомянула о том, что не мешало бы ей в ближайшем будущем съездить в Брэйди и посмотреть, как там устроена жизнь в горах, но Саманта знала — все это пустая болтовня. Мать крайне редко выезжала из округа Колумбия — слишком уж важная у нее была работа. И вот она наконец начала расспрашивать дочь о работе в Центре юридической помощи. Интересовалась и тем, надолго ли Саманта намерена там остаться. На это Саманта ответила, что уезжать пока отсюда не собирается.
И вот когда колокольный перезвон смолк, она надела джинсы и вышла из дома. Машина Аннет стояла перед домом, это означало, что она с детишками предпочла обойтись без посещения церкви в этот прекрасный воскресный день. В киоске неподалеку от офиса Донована на Мейн-стрит Саманта купила «Роаноке таймс» и читала газету в пустом кафе, где заказала сандвич с беконом. После завтрака она прогулялась по улицам Брэйди; городок был маленький, много времени на это не потребовалось. Прошла мимо дюжины церквей, где, судя по забитым автостоянкам, народу было полным-полно, и пыталась вспомнить, когда последний раз заходила в церковь. Отец был не слишком набожным католиком, мать — равнодушной к религиозным отправлениям протестанткой, и Саманта росла, не испытывая привязанности ни к той, ни к другой вере.
Она проходила мимо школьных зданий, столь же старинных, как и здание суда, с допотопными ящиками кондиционеров в окнах. Поздоровалась со стариками, сидевшими на террасе дома престарелых — видно, они были слишком слабы, чтоб дойти до церкви. Миновала маленькую убогую больницу и дала себе обещание, что никогда и ни за что не заболеет в Брэйди. Проходя по Мейн-стрит, она удивилась тому, как, несмотря на мировые тенденции, здесь умудряется выживать малый бизнес. Закончив экскурсию, села в машину и выехала из города.