Я неторопливо приблизился к сэру Умбрежу:
– Я в вашем распоряжении, сэр. С чего мы начнём? Что прикажете мне делать?
Он глубоко задумался над моим вопросом и после продолжительной паузы сообщил:
– Самое лучшее – это начать с начала.
– Так точно, сэр.
Сэр Умбреж побрёл к выходу из кабинета Юстуса. Я держался позади и чуть правей него, как и надлежало оруженосцу. В дверях старик сбавил шаг, оглянулся и, заметив меня, помотал головой. Явно силился что-то припомнить. Потерпев в этом неудачу, он мягко спросил:
– С кем имею честь, юноша?
– Я ваш оруженосец, сэр рыцарь. – Вторично представляясь старику столь формальным образом, я старался произносить слова как можно громче, чтобы заглушить сдавленные смешки, которые доносились до меня из глубины кабинета.
– Надо же! А мне, представьте, думалось, что вас давно нет в живых! Что подданные Синего рыцаря вас убили. И рассекли на мелкие кусочки.
– Я тоже об этом слыхал, сэр рыцарь.
Умбреж кивнул, вполне довольный моим ответом, и побрёл дальше.
Мне оставалось одно: примениться к ситуации, извлекая из неё для себя максимум пользы и надеясь, что сэр Умбреж из Пылающего Испода отправится на тот свет всё же раньше меня.
10
Учитывая, каковы были обстоятельства моего существования до сих пор, надеюсь, вас впечатлит утверждение, что последовавший за этим период оказался для меня наихудшим, наитяжелейшим.
Я жил среди достатка, даже, можно сказать, роскоши и полного благополучия, я имел счастье лицезреть проявления бескорыстной мужской дружбы и взаимовыручки, но сам оказался начисто всего этого лишён, лично для меня эти блага оставались недосягаемыми, они только дразнили взор и туманили чувства. Как я и подозревал с самого начала, сэр Умбреж пальцем о палец не ударил, чтобы научить меня хоть чему-то, что подобало знать и уметь будущему рыцарю. Старик мною вообще не занимался. Приведу в качестве примера типичный мой день у него на службе.
Следуя строжайшим инструкциям своего господина, я его будил рано поутру. Потом ещё раз. И ещё. И старик как попугай твердил одно и то же: что он, мол, уже поднялся со своей постели. Как бы не так! Я возвращался в его опочивальню через час-другой и почтительно ему напоминал, что если б он соизволил наконец покинуть ложе, это было бы замечательно, просто великолепно и как нельзя более своевременно. К полудню, а бывало, что и поздней, сэр Умбреж обыкновенно принимал-таки вертикальное положение, и я ему помогал умыться и одеться.
Время в промежутках между этими ежечасными побудками я посвящал чистке его оружия, которым старик никогда не пользовался, и уходу за его конём, на котором он никогда не ездил.
Ах, что за чудный, роскошный был у него жеребец, доложу я вам! Звали его Титан, и огромный, статный зверь полностью оправдывал это имя. Я не сомневался, что Умбрежу его в своё время подарил не кто иной, как наш властитель собственной персоной.
Приведя себя в порядок с моей помощью, старик садился за стол. Принятие пищи было единственным, что его по-настоящему занимало и оживляло. Отсутствием аппетита он, мягко говоря, не страдал, а если выражаться точнее, был настоящим обжорой. И это при его-то худобе! Я просто диву давался, как в нём умещается вся та прорва снеди, которую он с наслаждением заглатывал. Забавно было за ним следить, когда он насыщался: представьте, ставят перед человеком кусок жаркого на огромной тарелке, или зажаренного целиком зайца, или полный кувшин мёда. Проходит всего только миг, и еды или питья как не бывало. Тощий старик успел всё в себя убрать. И на его морщинистом лице появлялась сытая, довольная улыбка. Утолив голод, Умбреж откидывал голову на спинку своего кресла и дремал час-полтора, переваривая съеденное, совсем как змей.
За сим следовал отрезок дня, когда мой наставник и господин бывал наиболее активен (не считая времени приёма пищи, о чём я уже упоминал). Часа в три-четыре пополудни он, как правило, выходил на главную городскую площадь, где прогуливался, улыбаясь прохожим и время от времени останавливаясь, чтобы поболтать с купцами и лавочниками. Горожане из числа простолюдинов очень его любили и уважали, потому что он до них снисходил, и им это льстило. У остальных рыцарей, разумеется, не было времени и желания беседовать с людьми столь низкого звания. А Умбреж вёл подобные разговоры с большим удовольствием. И хотя ему нередко случалось терять нить беседы или повторять одно и то же по нескольку раз, а порой начисто забывать, к кому он только что обращался, купцы и лавочники от души ему это прощали, находя старика рыцаря забавным и милым.