Я счёл его доводы вполне убедительными и, подхватив с пола свои пожитки, устремился вслед за ним к выходу из туннеля. Шут брёл по подземелью молча. Я тоже не говорил ни слова. О чём нам было беседовать? Всё самое важное мы успели уже сказать друг другу.
Туннель вдруг упёрся в толстую стену, и я решил было, что Одклей вздумал меня разыграть, подразнить возможностью выбраться на свободу, я готов был счесть эту прогулку по подземелью одной из его мерзких шуток, но он приподнялся на цыпочки и снова надавил ладонью на один из камней в кладке. Стена бесшумно скользнула в сторону, и в ноздри мне ударил свежий ночной воздух. Я вышел наружу, под небо, усеянное звёздами. До чего же тихо было вокруг!
– Мне, право, жаль, что твоей матери больше нет на свете, – с сочувствием проговорил он. – Ты... заинтересовался шрамами на щеке у Меандра. Думаешь, это он её?..
– Не знаю, – вздохнул я. – И возможно, мне так и не доведётся найти её убийцу, поквитаться с ним. В последнее время мне всё чаще кажется, что знать о чём-то бывает даже тяжелей, чем оставаться в неведении.
Одклей остановился в проёме и, похоже, выходить наружу не собирался. У ног его я заметил какой-то свёрток. Он наклонился, поднял его и протянул мне:
– На случай, если окажется, что это был он... ну, или любой другой мерзавец, которому ты решишь отомстить... Я хочу быть уверен, что ты попытаешься его одолеть не голыми руками. И не безоружным выйдешь на свободу, в широкий мир. Смекалки и посоха тебе будет маловато для того, чтобы в нём уцелеть.
– Но пока что мне это неплохо удавалось.
– Тебе просто везло. Но лучше не рассчитывать на одну лишь удачу. Держи.
Ткань, в которую было завёрнуто нечто продолговатое, оказалась очень плотной и прочной. Я развернул свёрток. Внутри оказался меч. Я стал внимательно разглядывать его. В лунном свете блеснула сталь клинка. Рукоятка была очень удобной, как раз по моей ладони, а на конце её красовалась металлическая голова какой-то птицы с клювом, раскрытым в торжествующем крике. Возможно, феникса...
– Это полуторный меч, – пояснил Одклей. – Им можно орудовать, удерживая рукоятку одной или двумя руками, как удобней. Будет зависеть от того, держишь ли ты в правой руке посох или они у тебя обе свободны. Этот меч как раз тебе под стать.
– Почему?
– Потому что его ещё называют «бастардом».
– До чего ж остроумно, – хмыкнул я. И внимательно взглянул на ткань, которую по-прежнему держал в руке. Расправил её, повесив меч в ножнах на пояс. На прямоугольном куске полотна было какое-то изображение.
Я его как следует разглядел в лунном свете. И прямо-таки опешил: это оказался мой портрет. Мой собственный! Только выглядел я значительно старше своих лет, в волосах проглядывала седина. И ещё, у меня отсутствовало одно ухо. Я опирался на рукоятку того самого меча, который только что получил от шута, сидя на... троне!
– Что это ещё за чертовщина такая?
– Это ясновидящий выткал картинку.
– Ясновидящий и гобелен смастерил, который висит в зале Справедливости. Но то, что он там изобразил, не сбылось.
– По-твоему, нет?
– Нет. Герой, который должен был явиться народу Истерии, умер. Погиб. И вместо него на фениксе оказался я.
– Люди не всегда дают верное толкование изображениям на гобеленах. А ты себя недооцениваешь, в твоей душе на самом деле куда больше героического, чем ты готов признать. Скажи-ка, тебе не приходило в голову, что на протяжении всей своей жизни ты действовал верно, совершал доблестные поступки, но при этом пытался убедить себя, что делаешь всё это из одного лишь эгоизма, преследуя корыстные интересы?
– Нет, мне такое никогда и во сне бы не приснилось, – чистосердечно ответил я. – Наверное, потому, что на самом деле всё обстояло иначе.
– Думай как знаешь, – сказал он, равнодушно пожав плечами. – А портрет свой возьми на память, если желаешь. От того самого плетельщика, который выткал гобелен с фениксом.
– В самом деле? Так он ещё жив? Хотел бы я с ним встретиться и сообщить всё, что я о нём думаю. Что он идиот несчастный. Хотя вообще-то, – я окинул рисунок критическим взглядом, – сходство есть. Но мне, надеюсь, не предстоит лишиться уха. А так – очень похож.
– Благодарю. Я старался, – сказал мой отец с кривой ухмылкой.
Я даже рот разинул от удивления, но Одклей сделал шаг назад и, очутившись в туннеле, поспешно затворил за собой дверь потайного хода. Стена опять выглядела монолитной. Она отделила, отторгла меня от крепости. Я был свободен, как ветер. И поспешил уйти подальше. Сделал пару шагов... и замер.
Из-за угла вышла Энтипи. Увидев меня, она остановилась и выжидательно взглянула мне в лицо. Руки её были опущены вдоль тела.
У меня от волнения пересохло во рту.