Сэр Невпопад из Ниоткуда

– Ему не давали покоя мысли о том, как неладно всё вышло в Пелле. Ему поручили пресечь беспорядки, а он нанёс казне вашего величества серьёзный урон, сократив число налогоплательщиков и, следственно, налоговых поступлений. Но дело не только в этом. Видите ли, сэр Грэнитц был по характеру куда более мягким и сострадательным человеком, чем вы, ваше величество, и все вы, милорды, привыкли считать. Он скрывал эту черту своего характера от всех... кроме леди Розали, разумеется... и ему было безумно жаль... безумно жаль... – Я не мог вспомнить, кого именно должен был, согласно моему бессовестному вранью, пожалеть этот осёл Гранит, и со злости стукнул себя кулаком по колену. Во-первых, это освежило мою память, а во-вторых, наверняка придало моим словам больше убедительности и задушевности. – Безумно жаль всех тех мирных жителей Пелла, всех женщин и детей, которые заживо сгорели в огне...

– Но он ведь самолично разжёг этот огонь, если я не ошибаюсь, – с ноткой недоумения, но безупречно вежливо вставил Кореолис.

– Да, да, в том-то всё и дело, – заливался я. – Он приказал поджечь город и истребить жителей, но это вовсе не значит, что в душе он не ужасался содеянному и не горевал обо всех невинно убиенных! Ведь душа у него была нежной... и ранимой... И раскаяние сэра Гранита вскорости переросло в глухое отчаяние, которое... которое едва не лишило его рассудка и былого мужества...

– Лишило мужества... – озадаченно бормотали все мои слушатели. Шепоток расползся по комнате, как чесотка по коже.

– Но ты-то тут при чём? – с подозрением вопросил сэр Юстус. – И как ты вообще здесь очутился?

– Случайно, милорд. По чистой случайности. Шёл по коридору мимо этой двери и вдруг слышу жалобный плач. Мне показалось, это плачет женщина. Согласитесь, ваше величество, и вы, милорды, что даже скромный оруженосец обязан поспешить на помощь даме, если та чем-то расстроена или испугана. Во всяком случае, так меня учил мой добрый наставник и господин сэр Умбреж.

Этот старый идиот, как вы понимаете, ничего подобного и в мыслях не имел. Да он и вообще почти меня не замечал. Но на остальных это произвело именно такое впечатление, на которое я рассчитывал. Все как один с уважением посмотрели на Умбрежа и одобрительно закивали. А этот трухлявый пень напыжился от гордости.

– Я постучал в дверь, и женский голос пригласил меня войти. Здесь, в спальне, я застал леди всю в слезах и сэра Грэнитца, который так убивался из-за содеянного им, что больно было смотреть.

– Это кто, Грэнитц-то, убивался? – фыркнул недоверчивый Юстус. Я невольно поёжился под его пронизывающим взглядом. – За все годы, что я был с ним знаком, он ни разу ни о ком не пожалел и ни в чём не раскаялся.

Со всех сторон послышалось недовольное бормотание. Я оказался на волосок от разоблачения. Надо было спешно что-то придумать. И мне на ум пришла спасительная мысль. Набрав в грудь воздуха, я возвысил голос:

– Но за все эти годы сэру Грэнитцу вряд ли случалось так обмануть доверие своего короля.

В помещении тотчас же воцарилось молчание. Сэры рыцари и король не иначе как принялись обмозговывать мои последние слова. Но мне-то меньше всего на свете нужна была эта пауза. Предоставить им достаточно времени на размышления, прежде чем я успел бы полностью осуществить свой план, было для меня равносильно гибели. И для Розали, если уж на то пошло. Я выставил немного вперёд свою негодную ногу, чтобы выглядеть как можно более жалким и беспомощным перед лицом неумолимой судьбы... И продолжил разыгрывать комедию:

– Разве вам никогда не приходило в голову, что сэр Грэнитц был иным человеком, чем вы привыкли о нём думать? Более чувствительным и тонким? За долгие годы службы престолу он просто научился мастерски скрывать эти свои качества. И поверьте мне, он бывал столь неустрашим и отважен на поле боя, в частности, потому, что всё время пребывал в состоянии войны с самим собой, если так можно выразиться... Его угнетала эта вечная необходимость представляться другим людям не таким, каким он на самом деле являлся. Эта внутренняя борьба всё больше подтачивала его силы, ему всё тяжелее становилось скрывать от окружающих истинный настрой своей души... И потому-то недавнее прискорбное происшествие в Пелле, немилость его величества, раскаяние в содеянном... совсем его подкосили. У него просто не осталось сил для дальнейшей борьбы.

Я смолк, сделав небольшую передышку. У меня от напряжения в глотке пересохло. Но долго молчать было нельзя: кто-то из рыцарей уже открыл было рот, собираясь что-то сказать, и я понёсся дальше: