Корова, поглощённая своим сладким беззаконием, не видела и не слышала его, пока не почувствовала мощный толчок в бок и трусливо попятилась назад. Но испугалась она только на мгновение. Повернувшись, она заметила своего господина, несущегося к ней с деревянным скипетром в руках, и тут же снова кинулась в овёс — то ли для того, чтобы урвать ещё хоть чуть–чуть, то ли инстинктивно желая удрать от него подальше — и только сейчас увидела то жалкое существо, которое так её напугало. С презрительным негодованием она угрожающе нагнула голову почти до самых копыт и уже готова была ринуться на Гибби, как вдруг большой камень ударил её по одному из рогов, а ещё через мгновение подскочил пастух и яростно заработал своей дубинкой, решительными ударами направляя упрямицу назад к лугу. Когда Рогатка перебралась через насыпь, Донал Грант величаво выпрямился с неосознанным видом победителя и восхищённо поглядел на Гибби.
— Ну, малыш, ты даёшь! — сказал он. — Настоящий мужчина, хоть по тебе этого и не скажешь! Как это ты кинулся прямо ей на рога? Она ведь сущая дьяволица!
Гибби стоял и улыбался.
— Если бы не моя дубинка, она бы тебя на рога поддела да на луну закинула.
Как тебя звать?
Гибби продолжал улыбаться.
— Ты откуда? Где твоя семья? Где ты живёшь? Да у тебя язык–то есть или нет, а, малыш?
Гибби звонко рассмеялся, глаза его засверкали и засияли. Пастух очень ему нравился, и с ним уже так долго никто не разговаривал!
«Эх, да он, наверное, дурачок», — сочувственно подумал Донал.
— Бедолага ты, бедолага! — вслух сказал он, погладив Гибби по голове.
Это было второе дружеское прикосновение, доставшееся Гибби с того самого дня, когда он ночевал в собачьей конуре. Он, наверное, заплакал бы, если бы умел себя жалеть. Но поскольку он не догадывался о скудости своей жизни, был всем доволен и не чувствовал досады или разочарования, то от неожиданной ласки всё его существо только наполнилось невыразимым восторгом, и он широко и радостно улыбнулся.
— Пойдём, пичуга, я тебя покормлю. Это–то ты непременно поймёшь, — сказал Донал, повернувшись и зашагав к лугу, где Рогатка снова жевала траву с невинным видом самой что ни на есть почтенной безрогой коровы. Гибби послушался и пошёл за Доналом, который медленно, не глядя по сторонам, пробирался через овёс, ведя малыша за собой. Дубинку он засунул под мышку, а его ненасытные глаза уже снова уставились в книжку, которую он всё это время не выпускал из рук. Так он и шёл, не поднимая глаз от страницы, а Гибби терпеливо и радостно следовал за ним. Оставив коров позади, они дошли почти до самой середины луга, когда мальчик внезапно остановился и, не поднимая головы, начал оглядываться, ища что–то в траве.
— Может, они и узелок у меня слопали? — удивлённо протянул он. — Та–ак, где же я сидел? В книжке я своё место помню, а вот в траве — нет.
Он ещё говорил, медленно и озадаченно, а Гибби уже отскочил и вприпрыжку бежал по лугу, петляя туда–сюда, как большая бабочка. Ещё через минуту Донал увидел, как он схватил с земли узелок и с торжествующим видом принёс его хозяину.
— А ты совсем не такой дурачок, как мне показалось! — задумчиво сказал Донал.
Не знаю, принял ли Гибби его слова за комплимент или просто порадовался тому, что угодил новому другу, но он снова весело и звонко рассмеялся.