Сэр Евгений

— Э…Чувствую себя… неплохо, но абсолютно ничего не помню, — сказав эту фразу легко и свободно на английском языке, я неожиданно почувствовал себя счастливым. Всегда хотелось говорить на иностранных языках, но природная лень вечно брала верх, а тут!..

«Каков я!» — похвалил я себя.

И услышал громкий и радостный крик пришедшего в себя мужчины:

— Святой Георгий! Заговорил! Ушам не верю! Заговорил!!!

Этот неожиданный крик теперь уже меня поверг в изумление. Чего-чего, а проявления подобного восторга от этого «санитара» с глазами хладнокровного убийцы я никак не ожидал. Он радовался моим словам не меньше, чем отец, который услышал первые связные слова своего ребёнка. Пока я хлопал глазами от этого чуда, он вдруг развернулся и бросился обратно к двери. Потом замер и повернулся ко мне:

— Томас! Ты совсем-совсем ничего не помнишь?!

— Ничего! — твёрдо заявил я. — Ни как зовут, ни родителей, ни где нахожусь, ни какой сейчас год!

Радость в глазах мужчины поблекла.

— Даже этого не помнишь? Ну, да Господь милостив! Не знаю, что происходит с твоей головой с того момента, как тебе её проломили, но теперь ты почти прежний Томас! Авось и память к тебе вернётся, как разум и речь! Сейчас начало лета тысяча триста восемьдесят третьего или восемьдесят пятого года от Рождества Христова. Точно не скажу, но если захочешь, узнаешь у отца Бенедикта. Он церковные записи ведёт. А находишься ты сейчас в замке своего отца, господина барона Джона Фовершэма.

Сказав это, он выжидающе уставился на меня. Взгляд его сейчас был совсем не таким, как раньше: внимательным, честным и преданным, словно у сторожевого пса. Разве что хвостом не вилял. В то же время близко он так и не подошёл, оставаясь вне зоны досягаемости.

— Где я получил травму черепа?

— Что получил? — моя фраза удивила и насторожила аборигена.

— Рану! Получил рану! — поспешил я исправить свою оплошность. — Ты сказал, что мне проломили голову. Это на войне произошло?

— По ту сторону пролива. Не помнишь?!

Я отрицательно помотал головой.

— Во Франции. Мы тогда служили под стягом рыцаря-нормандца Гийома де Монпелье.

Память тут же выдала мне довольно скудную информацию о том периоде:

«Столетняя война. Англия и Франция. Когда началась, не помню, но закончилась в одна тысяча четыреста пятьдесят третьем году. Это же почти ещё семьдесят лет! Десять раз убить могут, пока она закончится. Что там ещё было? Креси. Пуатье. Эти сражения уже были. А вот Азенкур… Битва вроде произошла в тысяча четыреста… пятнадцатом году».

Выдержав паузу, мужчина продолжил:

— Мы поехали небольшой группой разведать местность и столкнулись с французским отрядом. Барон Гиссард тогда нас возглавлял. Погиб одним из первых. Только схватились, как подоспела их пехота. Тебя в толчее боя сбили с коня алебардой. Я успел зарубить пехотинца, который собирался проверить твой череп на прочность, но на меня насел рыцарь с львиной головой на щите. Тремя ударами топора развалил мой щит, а четвёртый обрушил на шлем. Я видел тебя. Видел, как ты сражался. Ты только зарубил спешенного рыцаря, как на тебя напали сбоку. Булаву на твою голову обрушил здоровяк в чёрных доспехах и с головой быка на щите. Очнулся я, когда прибыла помощь. Начал искать тебя. Нашёл в луже крови. Доспехи порублены. Шлем помят. Привёз в лагерь, а лекарь начал ругаться. Дескать, зачем привёз, он почти покойник — тащи на кладбище. Зато потом, когда ты начал выздоравливать, всё удивлялся, как ты сумел отбиться от костлявой. Как я обрадовался, когда ты в первый раз открыл глаза! И как клял всё на свете, когда с тобой случился первый приступ ярости. Чем больше ты набирал силы, тем больше становился похожим на зверя. Всё это время я находился при тебе, но стоило мне раз ненадолго отлучиться, как ты чуть не убил человека, и тогда господин барон, твой отец, отдал приказ посадить тебя на цепь в башне. Ты здесь сидишь уже с Рождества Христова, а значит, всю зиму и весну. Вот такие дела, Томас.

Пару минут я переваривал всё, что мне только что сказал этот человек. По всему выходило, что я воин и сын барона. Вернее, не я, Евгений Турмин, а Томас Фовершэм, чьё тело я временно занял. Тут опять было явное противоречие с институтской версией, но я уже решил для себя, что раз мне отмерено здесь двое суток, то нет смысла терять время на построение теорий, а надо просто знакомиться с местной жизнью. Теперь у меня появился шанс посмотреть замок и его обитателей… Упс!

Похоже, зря заговорил! Ведь через два дня я исчезну, и на руках у этих людей останется буйный псих. Впрочем, что сделано, то сделано! Просто предупрежу их перед своим уходом. Зато впечатлений наберусь! Жаль, что нельзя прихватить с собой парочку-другую сувениров. Впрочем, и без этого будет немало, что вспомнить!

— Эй! Том! Ты чего?! — голос мужчины пробился словно издалека. — Снова, что ли?..

— А? Что? — я резко вынырнул из мыслей, как из воды. — Ты что-то сказал, Джеффри?!

— Ты вспомнил, как меня зовут, мой мальчик?! Господь милостив! Я даже не знаю, что и сказать…