Сентябрь + сентябрь

Подскочил к Нине, ухватился за черпак и начал помогать. Но поскользнулся и, чтобы удержаться, схватился за кастрюлю, в которой доверху была на­сыпана яичная скорлупа.

Кастрюля лёгкая, опрокинулась и засыпала его скорлупой.

Подбежала тётя Глафира, поднимает с пола. Спрашивает:

— Ты не ушибся?

И Наталия Ивановна подбежала, и Людмила Фёдоровна откуда-то взялась. Все отряхивают Ко­лю от скорлупы. А за стеклянной стеной ребята стоят. Это уже к завтраку начали отряды подхо­дить. Кричат, смеются:

— Человек вылупился!

Коля чуть не заплакал от обиды. Это второй раз захотелось плакать. Тогда — из-за Светки, а те­перь — из-за яичной скорлупы. И даже не из-за скорлупы, а совсем по другой причине. Кто он те­перь? Ну кто?

Опять всё рыцарство начинать сначала?

Смотрит — Мады нет. Маду нянька куда-то ута­скивает. Воспользовалась тем, что он упал в скор­лупу и получилась суматоха.

Коля хотел быть сейчас самым смелым в отря­де, поэтому кинулся на подмогу к Маде. Что было сил. Даже чуть в другую кастрюлю не упал, с ре­диской.

Но тут вмешался Саша-Аркаша. Он раньше всех успел к няньке. Остановил её и сказал: «Нехорошо вы, нянька, поступаете, нехорошо. Вам объяснили, что такое лагерь, а вы опять за своё. Нарушаете по­рядок. Систематически».

Мада тоже была готова заплакать от обиды, что нянька хотела её увести.

В общем, всё кондитерское производство пе­режило ряд потрясений. Это дядя Саша так сказал.

Но потом производство потихоньку наладилось. Пошли в ход шприц, гирька, кисточка и электриче­ская духовка. А Саша-Аркаша скомандовал, чтобы поскорее развозили хлеб. И ребята начали разво­зить хлеб. В раздаточной выдали редиску и порции масла.

Митя и Гриша заварили чай в котле. Поглядели на приборы, нажали кнопки и заварили.

Кастрюлю со скорлупой помощники тёти Глафи­ры перенесли в угол, чтобы кто-нибудь случайно туда не упал. Засыпали муку — будут готовить оладьи. Положат на сковородки, и оладьи запых­тят, как паровозы.

Из хлеборезки выбежал Леванёнок. Крикнул: «Сколько ещё резать хлеба?» Тётя Глафира ответи­ла, что пока достаточно. А то будет засыхать. Луч­ше потом дорезать свежего.

Леванёнок сказал Коле:

— Приходи в хлеборезку. Моя машина как зверь работает.

Коля кивнул — ладно, придёт. Леванёнок спросил:

— А что за шум был? Кто-то куда-то упал, что ли?

— Это я упал. В скорлупу.

Леванёнок не стал смеяться. Он только снял ку­сочки скорлупы, которые на Первыше ещё остались.

* * *

Это придумал Саша-Аркаша. Людмиле Фёдоров­не его план понравился.

И вот Саша-Аркаша приглашает няньку к столу. Пускай нянька позавтракает с ребятами.

Нянька вначале отказывалась, стеснялась. Но потом села.

Саша-Аркаша вместе с ребятами, которые выде­лены были обслуживать «зал» (это кондитер дядя Саша так говорил— «зал», хотя столовая была открытая), принесли няньке вилку и ложку. Подка­тили на тележке хлеб.

На другой те­лежке подкатили тарелку с кашей и редиской. Вазочку с маслом и тарелку с оладьями и смета­ной.

Все обслуживают няньку, стараются. Пускай поглядит, как ребята всё сами умеют делать.

Потом прикатили тележку с чашками и чайником. Налили няньке горячего чаю.

А под конец вышли из кухни Коля и Мада. При­несли ватрушку. Нянька обняла их. И видно было, что она взволнована. По-настоящему. Очень! Гово­рить не может от волнения.

Тогда Коля сказал:

— Джеид джидан.

Нянька признала свою ошибку в отношении ла­геря. Коля тоже умеет признавать свои ошибки. Критика.

Глава 10

Фестиваль лагерной песни. Конкурс. Сколько готовились, волновались…

Первый отряд единогласно решил, что солист­кой будет Нина, хотя песню для праздника ещё не выбрали. У Нины — голос. Просто настоящий го­лос, которым поют настоящие певицы.

Она пела этим голосом в интернациональном клубе на сцене.

«Как меняются люди…» — подумал Коля. Тама­ра Григорьевна в Измайлове была совсем другая, мама — здесь, в лагере, когда они катались на во­дяном велосипеде, а Нина — в интернациональном клубе на сцене.

Интересно, когда это происходит с ним? Когда он улучшается? В какие минуты своей жизни?

Первый отряд наконец выбрал для фестиваля песню, бодрую и весёлую, о здоровье. Вадим предло­жил: чтобы песня получилась совсем бодрой и ве­сёлой, звонить в колокол. Достать для этого рельс.

— Можно,— согласился Саша-Аркаша.— До­станем рельс.

— Или кастрюлю из кухни,— сказал Митя.— Тоже колокол.

— Можно и кастрюлю,— согласился Саша-Ар­каша.

Достали рельс и начали отдельно его репетиро­вать, без хора и солистки. Били по рельсу камнем и слушали.

Баянист сказал, что ему надо настроиться под рельс баяном. Получался какой-то «симинор». А надо было не «симинор».

Попробовали большую кастрюлю из-под редис­ки. Митя и Гриша сбегали, принесли. По кастрюле били барабанной палочкой. Потом — эстафетной.

Всё равно минор.

Хотели ударить камнем, но Саша-Аркаша за­претил.

Митя и Гриша сбегали, принесли кастрюлю по­меньше, из-под соуса. Ударили по ней. И вдруг получилось то, что надо,— весело и никакого минора.

От этой беготни и звона переполошился лагерь. Пришла Людмила Фёдоровна узнать, в чём дело.