Сентябрь + сентябрь

А девочки говорят: потерял организм четыре процента, и уже организм пить хочет. Иногда и шестьдесят процентов организм теряет. Уходит соль из организма.

Тут Саша-Аркаша заступился за Первыша, сказал:

— Пожалуй, достаточно. Снимите с него по­вязки.

Девочки начали снимать бинты и проволоки, а сами всё про соль говорят.

Отряд стоит, слушает. Кто-то проценты в кни­жечку записывает, ещё и переспрашивает.

Митя и Гриша помогли Коле подняться. Даже не просто помогли, а сразу поставили на ноги.

Мада обрадовалась. Засмеялась громко и нача­ла подпрыгивать. И Коля тоже подпрыгнул, чтобы она увидела, что он совсем целый и здоровый. И что вовсе ничего не сломал и голову не ушиб, когда за­вязывал узлы — так, так, так и… не так.

Потом отряд повели показывать, как правильно устанавливать палатку, где какой кол забивать, в каком углу «севера» или «юга».

А потом показали костры, какие они бывают из хвороста и поленьев или даже из целого дерева. И топографические знаки. Они были выложены ма­ленькими камушками на земле.

Но вдруг выяснилось, что знаки ночью кто-то поломал: сдвинул камушки. Нина побежала к Дмитрию Михайловичу: заместитель всегда дол­жен вовремя позвать начальника.

Пришёл Дмитрий Михайлович и сказал, что знаки, наверное, разрушили лягушки. Скакали тут, веселились и камушки сдвинули.

Знаки восстановили. Теперь их можно было разглядывать и запоминать. А кто боится, что не запомнит, может зарисовать у себя в книжеч­ках.

B Турграде, там, где на ветках дерева висели узлы, было весело, шумно: это следующий отряд переправился через речку и занимается теперь уз­лами. А в медпункте, конечно, уже кого-то бинту­ют, обрабатывают.

Дмитрий Михайлович сказал Саше-Аркаше, что сейчас будет совершено посвящение отряда в ту­ристы.

Хитро улыбнулся.

Первый отряд стоял себе вокруг топографиче­ских знаков и ни о чём не подозревал. Из кустов выскочили дежурные с котелками, в которых обык­новенно варят в походе кашу, и давай поливать всех из котелков водой.

Это было очень неожиданно и весело.

Первый отряд начал веселиться и скакать ля­гушками. Нина только кричала:

— Осторожно! Топографические знаки!

Вдруг все видят: чу­жой отряд несёт носилки прямо сюда. А на носил­ках кто-то забинтован­ный.

Несут и смеются. Весе­ло им тоже.

Ну и веселились бы там, в медпункте. А за­чем сюда идти со своим забинтованным. Но чем ближе отряд подходил, тем отчётливее забинто­ванный становился похо­жим на Леванёнка.

Так и есть — Леванё­нок!

Оказывается, Леванёнок уснул. Завязал первый узел, сел отдохнуть и уснул. Чужой отряд его об­наружил и в наказание наложил шины и забинто­вал. А теперь принесли — нате, получайте вашего.

Хором крикнули:

— У-даль-цы!

Первый отряд просто онемел от изумления. А Леванёнок вздохнул и, забинтованный, ска­зал:

— Они меня солью накормили от теплового уда­ра.— Потом опять вздохнул и совсем тихо доба­вил: — И ещё сфотографировали.

Глава 7

— Я тебя огорчу,— сказала мама. Огорчаться не хотелось, но что поделаешь.

— Нам надо уехать.

— В Керчь?

— Нет. — Мама покачала головой.

— Тогда в Севастополь?

— Нам надо уехать совсем.

Коля приготовился к огорчению, но не к такому, чтобы совсем уезжать из лагеря.

— Заболела Светлана. Папа прислал телеграм­му.

То про Светлану письмо, а теперь и вовсе теле­грамма.

Коля хотел, конечно, сказать что-нибудь утеши­тельное, но сказал совсем другое. Это другое само как-то сказалось.

Взяло и сказалось. С Колей ведь это часто слу­чается.

— Не хочу уезжать. Не поеду!

Мама не удивилась. Она словно знала, что Коля так ответит:

— Не могу тебя оставить. Не имею права.

— А Мада как же? И вся другая делегация?

— Я вернусь. Погляжу, что со Светланой, и вернусь.

— Я тебя здесь подожду.

— Нельзя.

— Почему?

— Ты здесь случайно.

— Я уже юный турист. Меня водой обливали, — говорит Коля, а сам чувствует, что мешают гово­рить слёзы. Но он всё равно говорит, что и кровать сам убирает, и подушку. И что мышеловку выиграл на соревнованиях в «стрелка». А разве легко было выиграть… Пускай даже она и мышеловка!

Мама обняла Колю. Но он не успокаивался. Раз­ве можно успокоиться, когда такое происходит, ко­гда над тобой такое нависло!

И всё из-за Светки. Будешь тут рыцарем, как же… Светка всё самое лучшее в человеке может по­губить. И это лучшее так и останется в кино, а в тебе ничего не останется. Никаких высоких помыс­лов. Ни одной мечты. Только желание — лупить… А все-таки жалко её. Заболела…

Коля ещё пытался маме сказать, что у него и ракета чужая на сохранении, и что песню он вы­учил новую для фестиваля, и…

— Вырос ты. Самостоятельный совсем.

— Конечно, вырос. И не поеду! — И тут он опять вспомнил слова Дмитрия Михайловича: «Иди к людям».

И он не пошёл к людям, а побежал к себе в от­ряд. И, кажется, плакал — не мог больше сдерживаться.

Таким и попал в руки к Саше-Аркаше и к ребя­там. Ко всем людям! Начал говорить и про маму, и про Свету, и про подушку и мышеловку. И про то, что он здесь случайно. В лагере случайный чело­век…

Эксперта сюда!

Саша-Аркаша взял Первыша за руку, отвёл к умывальнику, умыл. Потом сказал: