Сент-Женевьев-де-Буа. Русский погост в предместье Парижа

В 1942 году он был арестован как еврей (хоть и был крещен) и погиб в концлагере на востоке, как погибли в лагерях и печах крематория многие литераторы-эмигранты, евреи и русские, – Фондаминский, Фельзен, Горлин, Рая Блох, мать Мария… С Фондаминским и матерью Марией Юрию Мандельштаму довелось общаться в лагере Компьень. В последних его лагерных стихах появляется откуда-то и другая Россия, мученическая Россия ГУЛАГа (появляется даже специфическая лексика ГУЛАГа). Может, она навеяна была не только его собственным зэковским опытом, но и рассказами русских зеков, соседей по койке? А может (как знать?), ему самому довелось брести по Русскому Северу в арестантской колонне («ноги в ранах от русских дорог»), гнить в бараках самой что ни на есть гулаговской России (см. стихотворение «Дорога в Каргополь»), так непохожей на придуманную Россию из стихов его эмигрантских сверстников:

Вор смотрел немигающим взглядом
На худые пожитки мои,
А убийца, зевая, лег рядом
Толковать о продажной любви.

…Снились мне поезда и свобода,
Средиземный простор голубой.
На рассвете стоял я у входа
…В белый дом, где мы жили с тобой.

…«Подымайся!» – за хриплой командой
Подымайся и стройся в ряды.
Пайка хлеба и миска с баландой
И – поход до вечерней звезды.

МАНКОВСКИЙ ВИКТОР,

– 1990

Если верить книге К. Казанского, именно так звали человека, которого весь русский Париж знал как Виктора Невского. Он был поэт-куплетист, сотрудничал в Белграде с кабаре Агнивцева, потом руководил белградским «Казино», а с 1922 года занимался ресторанами в Париже. В начале 30-х годов он руководил знаменитым «Джигитом», потом другими ресторанами-кабаре в тогдашнем вполне русском 16-м округе Парижа. Вскоре он стал не меньше знаменит в мире ресторанного предпринимательства, чем Нагорнов, Рыжиков, Николай Кузнецов, Трахтенберг, Леонидов, чем Аронсон-Доминик. Иногда он поднимался на эстраду с гитарой и пел песенки Вертинского. Дела он вел вместе со своей женой Надин (Надеждой Александровной), а одно из своих кабаре он даже назвал «Нави» (объединив их с женой имена. В войну ему пришлось это «Нави», напоминавшее оккупантам об английском флоте (Navy), переделать на «Новый» (в принципе же, против кабаков, балета, кино и театров в городе солдатского отдыха, веселом тыловом Париже, оккупанты не имели никаких возражений, скорее даже напротив).

Начало второй жизни. Владимир Максимов в эмиграции.

Апрель 1974 г.

МАНТАШЕВ ЛЕОН АЛЕКСАНДРОВИЧ,

1880–1954

Братья Манташевы, нефтепромышленники из Баку, упоминаются чаще всего при описании русских кабаков в Париже: в одних они гуляли, в другие вкладывали деньги. Это к ним (среди прочих) ревновал (публично и стихотворно) Маяковский юную Таню Яковлеву, ходившую на «ужины с нефтяниками» (так в своем стихотворном послании к Тане Яковлевой окрестил Маяковский Манташевых).

Миллионер Манташев жил широко, славился своими кутежами на весь Париж. Его конюшни были одними из лучших во Франции, и его лошади брали первые места на дерби.

Манташева знали не только лошадники, но и музыканты в русских кабаре, артисты. Иным из них он помогал выжить. Среди последних был, скажем, прославленный балалаечник Карп Тер-Абрамов.

МАНУХИН ИВАН ИВАНОВИЧ,

доктор, 1882–1958