А потом – вынужденное изгнание… Деятельный Юренев, который был талантливым организатором, уже в Константинополе восстанавливал деятельность Земгора, помогал открыть в Константинополе русскую гимназию с интернатом, руководил целой сетью русских учебных заведений и приютов в Белграде, а потом в Праге, ибо старшее поколение эмигрантов остро ощущало свой долг перед детьми… Позднее Юренев с женой и тещей переехал во Францию и арендовал небольшую ферму в Нормандии. Экономический кризис разорил его ферму. Юреневы перебрались в Париж, стали искать пропитания. Инженер Юренев посчитал с карандашом в руках, что они с женой смогут выжить стиркой белья. Потом немцы захватили Париж, и прачечную пришлось ликвидировать. Юренев нашел место сторожа и огородника на заводе в парижском пригороде. Туда он и перебрался с семьей, провел там три долгих, безнадежных года. Нескольких месяцев он не дожил до конца войны… «Судьба его не пожалела, – писал о нем в «Новом журнале» его друг князь Владимир Оболенский, – но под этими ударами судьбы он сохранил свою личность и свои, усвоенные еще с детских лет, убеждения… Его недюжинный ум и большие способности скрывались за его исключительной скромностью и полным отсутствием самомнения…свойственную ему сильную волю он направлял не на подчинение других, а на самого себя, сдерживая свои страсти и сокращая свои потребности».
В юности Сергей Александрович изучал право и математику. 30 лет от роду он повстречал в Париже Огюста Родена и увлекся скульптурой, через три года он уже выставлялся в Париже – ив Салоне Независимых, и в Осеннем салоне, и в Тюильри.
В годы Первой мировой он устремился под русские знамена, был офицером. В 1924 году на Осеннем салоне парижская мэрия купила для музея Пети Пале бронзовую статую Юрьевича.
Юрьевич занимался не только скульптурой, но и исследованиями в области психологии. Он стал одним из основателей Института общей психологии в Париже.
Князь Феликс Юсупов еще в Петербурге славился своим несметным богатством, утонченным вкусом и не вполне тривиальными любовными пристрастиями. Тем не менее женился он на красивой принцессе императорской крови. И все же самую большую известность принесла молодому князю не роскошь его дворца, не причуды любви и даже не красавица жена, а тривиальное (и при этом не слишком профессиональное) убийство. Князь принимал активнейшее участие в убийстве Григория Распутина.
В эмиграцию Юсупову удалось вывезти лишь часть своего состояния, но и в Париже княжеская чета не утратила блеска своей популярности. Подтверждая это наблюдение, певец Александр Вертинский дает в своих мемуарах лукавое описание четы Юсуповых и их парижской жизни: «Князь Феликс Юсупов, худой и стройный, с иконописным лицом византийского письма, красивый и бледный, открыл свой салон мод. Салон назывался «Ирфе» – по начальным буквам «Ир» – Ирина (жена) и «Фе» – Феликс. Салон имел успех. Богатые американки, падкие на титулы и сенсации, платили сумасшедшие деньги за его фасоны и модели не столько потому, что они были так уж хороши, сколько за право познакомиться с ним, о котором они столько читали в сотнях книг, газет и журналов, – с человеком, убившим Распутина!
Его жена Ирина, бледная, очень молчаливая и замкнутая, с необыкновенно красивым и строгим лицом, принимала покупательниц. Она никогда не улыбалась. У нее были светло-серые печальные глаза и светлые волосы. Она редко показывалась где-нибудь. Сам же Юсупов очень любил общество и особенно людей искусства. В его доме я встречал и Куприна, и Бунина, и Алданова, и Тэффи, и весь балет, и всех художников, и многих артистов…»
Уточню, что салон «Ирфе» славен был не только знаменитым кровавым «подвигом», высоким происхождением и совершенно несметным былым богатством, но и некоторыми находками князя в сфере моды. Как свидетельствует историк моды А. Васильев, успех «Ирфе» позволил тонкому ценителю красоты князю Юсупову получить в эмиграции немало деловых предложений и участвовать в открытии новых парижских ресторанов («Ла мэзонет», «Лидо», «Монрепо»), магазина фарфора и т. д.
Портрет Ф.М. Якунчиковой
Я