Сент-Ив

— Режьте веревки, — повторил Байфильд и, к моему бесконечному облегчению, я увидал, что Дэльмгой с увлечением исполняет это приказание. Какая-то рука схватила меня за каблук, я изо всей силы ударил ногой. Толпа ревела. Я почувствовал, что мой удар попал кому-то прямо в зубы. В ту минуту, как шар стал подниматься, я перелез через край корзины. Мне удалось быстро прийти в себя и посмотреть вниз. Мне очень хотелось крикнуть Алену несколько насмешливых слов на прощанье, но они замерли у меня на губах при виде множества поднятых вверх искаженных лиц. Во вспыхнувшей внезапно звериной ярости толпы крылась для меня настоящая опасность. Я понял это ясно, и сердце мое упало. Впрочем, и Ален не был бы в состоянии выслушать меня. От моего удара сыщик в пуховом жилете свалился ему на голову. Теперь Ален лежал под тяжестью этого человека, уткнувшись в землю и раскинув руки как пловец.

ГЛАВА XXXIII Неумелые воздухоплаватели

Я в несколько мгновений успел рассмотреть все, что делалось внизу. Рев толпы постепенно превращался в глухой, непрерывный гул. Вдруг раздался резкий, душераздирающий женский вопль. Все замерло, затихло. Потом послышались отдельные восклицания, вторившие этому воплю; один возглас следовал за другим, повторяясь все чаще и чаще; наконец крики слились в одно общее стенание, полное ужаса.

— Что еще там такое? — спросил Байфильд и перегнулся через борт корзинки со своей стороны. — Боже, да это Дэльмгой!

Действительно, под лодочкой аэростата, между небом и землей, висел несчастный безумец, прицепившийся за конец одной из веревок, которые недавно прикрепляли шар к земле. Он первый принялся освобождать «Лунарди» от привязи и, разрезав злополучную веревку, не выпустил ее из рук и даже с ослиным тупоумием дважды обернул ее вокруг своей талии. Когда были перерезаны и остальные канаты, шар начал подниматься и, конечно, увлек с собою безумца. Помутившийся мозг Дэльмгоя докончил дело: он ухватился обеими руками за веревку, и теперь шар уносил его, как орел ягненка. Все эти соображения пришли нам в голову впоследствии.

— Якорь! — закричал Байфильд. Веревка Дэльмгоя была прикреплена ко дну корзины и достать до нее из лодочки оказалось невозможно. Мы оба в один голос крикнули своему неосторожному приятелю:

— Ради Бога, постарайтесь схватить якорь! Если вы упадете, вы разобьетесь!

Веревка Дэльмгоя качнулась, из-за края корзинки показалась голова несчастного. Он поднял к нам свое бледное как смерть лицо. Якорь спустился на выручку злополучного чудака, качавшегося как маятник. Дэльмгой постарался ухватиться за него, но промахнулся, полетел обратно, сделал ту же попытку, и опять неудачно. На третий раз он столкнулся с якорем и схватился рукой за его лапу, а затем перекинул через нее и ногу. Перебирая веревку руками, мы втащили в корзинку недобровольного воздухоплавателя. Он был страшно бледен, но не потерял своей обычной словоохотливости.

На полу корзинки подле моих ног лежала груда пледов и пальто. Из нее показалась сперва рука, державшая старую касторовую шляпу, потом негодующее лицо в очках и, наконец, очень маленькая фигура человека, в потертом черном сюртуке. Он стоял на коленях, опираясь кончиками пальцев рук о дно корзины, и с глубоким упреком смотрел на воздухоплавателя.

— Что же это такое, мистер Байфильд…

Аэронавт отер капли пота, выступившие у него на лбу.

— Дорогой сэр, — пробормотал он, — все это просто случай… Я не виноват… Я сейчас объясню вам… — Потом, точно ухватившись за счастливую идею, он прибавил: — Позвольте мне представить вам этих господ: мистер Дэльмгой, мистер…

— Моя фамилия Шипшэнкс, — сухо произнес маленький человечек. — Но прошу извинения, я…

Дэльмгой прервал его речь, шутливо засвистав.

— Слушайте, слушайте, — говорил весельчак. — Его фамилия Шипшэнкс! Отец нашего спутника гонял в горах стада овец, стерег тысячи овец.

Дэльмгой поднялся и, держась за веревку, поклонился. Взгляд маленького человечка перебегал с предмета на предмет, когда его глаза встретились с моими, я сказал:

— Сэр, меня зовут виконт Анн де Керуэль де Сент-Ив. Я не имею никакого понятия, почему вы здесь и каким образом очутились в корзинке воздушного шара, но мне кажется, что вы драгоценное приобретение.

Шар был приблизительно на высоте шестисот футов, как объявил Байфильд, посмотрев на какой-то прибор и прибавив, что подобное расстояние от земли — чистый пустяк.