Сенсация по заказу

И это все? — изумился Турецкий. Это даже дневником нельзя назвать. Ни дат, ни временных отбивок. Это нечто гораздо меньшее… или большее, как знать? Может быть, это кусок какого-то научного манифеста. А может, просто отрывки рефлексии ученого на досуге.

Запись была сделана в общей тетради с зеленой обложкой старого советского образца. Турецкий внимательно пролистал ее, нет ли чего между страниц. Увы. Тогда он просмотрел, как тетрадь скреплена. Ага, ну конечно. Оказалось, страницы вырваны. Турецкий посчитал: в 64-страничной тетрадке их было 56.

Это уже кое-что!

Похоже на мотив убийства?

Если только знать наверняка, что эти восемь страниц содержат нечто архиважное. А почему нет, если они предваряются такими гуманитарными рассуждениями об эволюции науки?

Потихоньку раздражаясь, он позвонил Смагину:

— Олег, ну где ты там? Пропуск на тебя уже заказан. Ты должен сидеть на Большой Дмитровке, рядом со мной. По правую руку. Потому что слева я никого не терплю.

— Сейчас приеду, Александр Борисович, — сказал Смагин отнюдь не виноватым голосом, скорее веселым. — Только-только от своего начальства оторвался. Громы и молнии.

— Понял, подробности можешь опустить. Турецкий спросил о допросе Майзеля, о последнем

вопросе профессору.

— Мне показалось, у него что-то есть на уме, — сознался Смагин. — Трудно сказать наверняка. Вы его увидите, сами поймете. Он так разговаривает… Он очень, как это сказать… двусмысленный. В отличие от того же Колдина, у которого все черное или белое. Очень интеллигентный и… колючий…

Смагин приехал в Генпрокуратуру через полчаса.

Турецкий посадил его в своем кабинет и дал первое задание: проанализировать «дневник» Белова и сделать заключение, насколько его автор был предрасположен к суициду.

— Александр Борисович, это невозможно! — взмолился Смагин. — Тут жалких три странички! И совершенно ни о чем!

— Это тебе так кажется, — прищурился Турецкий. — Отвечая на звонки, можешь представляться моим именем. Запомни ключевой ответ на все возможные вопросы — надо говорить: сейчас я не готов вам это сказать.

— Вы серьезно?! — Смагин, и так не слишком решительно усаживавшийся в кресло Турецкого, невольно приподнялся.

— Вполне. — Турецкий похлопал себя по карманам — все было на месте — и взял портфель.

— А если позвонит ваша жена?

— Вот это будет интересно, — признал Александр Борисович.

Турецкий отправлялся в Лемеж, на встречу с Колдиным.

Точнее, в Дедешино. Это была первая странность.

Георгий Сергеевич Колдин не захотел ехать в Москву, и даже более того, категорически отказался встречаться в Лаборатории и не стал объяснять почему. Он сказал, что рядом с Лемежем есть небольшое село Дедешино, и там, в крайнем доме, его будет легко найти, есть вывески со всех сторон — уютный трактирчик. Можно поговорить, мешать никто не будет… А кто должен мешать, спрашивается?

В салоне машины летала бабочка. Турецкий открыл все окна, но она тыкалась только в лобовое стекло. Турецкий остановил машину и помог насекомому обрести свободу. Потом поехал дальше, весьма довольный собой. Он тоже чувствовал себя свободным, особенно после московских пробок.

Лемеж Турецкий проскочил не глядя, бывал здесь неоднократно, а вот Дедешино внимание привлекло, там сохранились остатки усадебного комплекса князя Голицына — два небольших флигеля, часть парка и пруд. Ехать и дальше по такой красоте было просто глупо, захотелось потоптать немного родную землю. Турецкий остановил машину, вылез и зашагал под тенистыми деревьями, такими обычными в маленьких местечках и такими милыми сердцу, особенно если ты родился и всю жизнь торчал не здесь, а где-нибудь в дурацком мегаполисе… Он шел дальше — к последнему дому, по дороге, которая ползла в гору, а там круто спускалась под уклон между гладко срезанными пшеничными полями. Хорошо бы бесконечно бродить по всем этим местам и просто вертеть головой по сторонам, подумал Турецкий. На краю деревни он увидел обещанный трактир.

Кроме них с Колдиным, посетителей не оказалось. Официанты тоже не отсвечивали. Колдину было лет сорок. Крупные руки. Большие глаза, увеличенные толстыми стеклами очков.

— Александр Борисович?

— Георгий Сергеевич? Пожатие рук.

Перед Колдиным на столе лежала кожаная папка, на ней — сборник детективов Рекса Стаута.

— Что это? — спросил Турецкий, просто чтобы с чего-то начать разговор. — Овладеваете дедуктивным методом?

— Нет, — не смутился Колдин. — Просто люблю Стаута. Читали? Эти Гудвин и Вульф — настолько колоритная парочка, что, не будь их, большинство дел, которые они расследуют, могли бы показаться совсем скучными. Меня занимает, что в отличие от многих своих коллег по ремеслу Вульф и Гудвин — отчаянные лентяи, и взяться за очередное дело их вынуждает только опасно сократившийся счет в банке.

Турецкий улыбнулся:

— Боюсь, нам их методы не помогут.

— Почему? Нет, я понимаю, — Колдин постучал пальцем по книжке, — это к реальной жизни отношения не имеет, но все же…

— Ваш толстяк Вульф интуитивно догадывается о том, как все произошло, верно? И все дальнейшее действие сводится к тому, чтобы раздобыть необходимые подтверждения.