Сэндвич с пеплом и фазаном

– Я Флавия де Люс, – объявила я, как будто это все объясняет. Может быть, ей уже обо мне вкратце рассказали и упоминания моего имени окажется достаточно. И добавила, почти желая, чтобы это было правдой: – Новенькая.

– Я прекрасно знаю, кто ты такая, – ответила она. – Ты дочь Харриет де Люс, и могу тебе сказать, что это отнюдь не способствует таянию льда между нами.

О! Я бы могла такого ей наговорить, сказать столько замечательных острот.

Но я прикусила язык.

От страха?

А может быть, так и начинается зрелость?

– Да, мисс Моут, – сказала я, и, кажется, это был правильный ответ.

Многое в малом.

Multum in parvo.

– Я учила твою мать, – заявила она, продолжая буравить меня взглядом. – И буду учить тебя.

Это обещание? Или угроза?

– Да, мисс Моут, – чинно ответила я.

Когда ты на передовой, приходится учиться быстро, пусть даже для того, чтобы сразу сдаться.

Или притвориться, что сдаешься.

Скрипнув шинами по дереву и ухватившись за колеса, она развернулась и покатила прочь, уменьшаясь с каждой секундой, как персонажи в конце мультфильма, а потом и вовсе исчезла.

Мне послышалось или в конце коридора действительно раздался хлопок?

Глава 10

Кажется, это Аристотель первым сказал, что природа не терпит вакуума. Прочие, как-то: Гоббс, Бойль и Ньютон, – взобрались на трибуну Аристотеля намного позже. Но несмотря на их гениальный коллективный мозг, эти блестящие джентльмены были правы лишь отчасти. Природа и правда не терпит вакуума, но в равной степени она не терпит и давления. Если задуматься хоть на секунду, это становится очевидным, не так ли?

Предоставьте природе вакуум, и она попытается его заполнить. Дайте ей давление в каком-то месте, и она попытается разредить его. Она вечно стремится к равновесию, которого ей не суждено достичь; и она никогда не довольна тем, что имеет.

Я не только удивлена, но и горда тем, что первая указала на это.

Временами давление во мне усиливается до такой степени, что я стремлюсь к вакууму, чтобы его уравновесить. И одно мне абсолютно ясно: мне не светит мир и покой в «Эдит Клейвелл». Ни уединения, ни времени поразмыслить, ни собственного места, куда я могу приходить и уходить, когда заблагорассудится.

Короче говоря, мне нужно убежище.

Я спросила себя, куда вряд ли пойдут обитатели этого муравейника?

И ответ снизошел на меня сразу же, как будто ниспосланный с неба. Он не был высечен в камне, но с тем же успехом мог бы.

В прачечную.

Ну конечно же!

Прачечная представляла собой отдельную постройку из крашеного кирпича. Изнутри доносилось слабое гудение, и из высокой трубы в осеннее небо валил столб пара.

Я открыла дверь и ступила внутрь.

Это место напомнило мне Дантов ад, только с трубами: огромная, наполненная паром пещера. Жар от гигантских стиральных и сушильных машин ударил меня волной, чуть не сбив с ног. Здесь было ужасно шумно: шипение, постукивание и гул машин сводили с ума.

С чего я взяла, что найду себе здесь спокойное убежище?

Словно мрачный средневековый замок, нависающий над деревней в долине, в конце просторного помещения виднелся огромный бойлер, бросая тень на окрестности, возвышаясь над глубокими раковинами, стоящими там и сям катками для белья, отжимными и швейными машинами и тому подобным. Высокую крышу крест-накрест пересекали трубы.

В воздухе пахло влажностью, мылом, хозяйственной содой и крахмалом; на их фоне чувствовался слабый запах отглаженных простыней.

Невысокая женщина в сером халате с рыжими седеющими волосами, убранными в сетку, была погружена в сортировку пижам на две кучи.

Это уж чересчур. Мне нужно немедленно придумать новый план.

Так много времени прошло с тех пор, как я в последний раз изображала из себя заблудившуюся пай-девочку, и должна признаться, что изобразить соответствующее выражение лица и позу было все равно что закутаться в старую уютную кофту: слегка ссутулить плечи (есть), заломить руки (есть), взъерошить волосы (есть), потереть глаза, чтобы они покраснели и увлажнились (есть), носки внутрь, колени вместе, легкий трепет (есть, есть и есть).

– Прошу прощения, мисс, – пропищала я тоненьким голоском.

Она не обратила на меня ни малейшего внимания.

Я пересекла помещение и подергала ее за рукав.

Она довольно высоко подпрыгнула от неожиданности, надо сказать.

– Проклятье! – воскликнула она. – Кто ты, черт тебя возьми, и чего тебе надо?

– Прошу прощения, мисс, – снова начала я.

– К черту! Кто ты? Как тебя зовут?

– Де Люс, – ответила я. – Флавия. Я в четвертом классе.

– Мне наплевать, кто ты. Ты не должна здесь находиться. Это запрещено.

– Пожалуйста, мисс, простите, – заныла я. – Я потеряла свой лучший носовой платок. Мисс Фолторн убьет меня, если я его не найду. Наверное, я забыла его в кармане своего пеньюара.

– Ха! – воскликнула женщина. – Наверное, она забыла его в кармане своего пеньюара, Сэл. Ты это слышала? Пенью-а-а-ара, подумать только!

Я не заметила вторую женщину в кирпичной нише, управлявшуюся с гладильной машиной. Ее круглое красное лицо выглянуло из клубов дыма и повисло в воздухе, словно было бестелесным.