Роверы проехали через деревушки Эль-Маймум и Ишмант и наконец очутились на окраине Бени-Суэфа, столицы провинции, которая располагалась на пересечении Карниза и 22-го шоссе, что вилось по оазису Файюм, а затем устремлялось через пустыню к Каиру. В городе проживало около ста пятидесяти тысяч человек. В Средние века Бени-Суэф славился качеством изготавливавшегося здесь полотна, а ныне был знаменит своими хлопкопрядильными фабриками. Свитс повернул налево, на широкую улицу, затем направо. Мунго неотступно следовал за ним. Они проехали мимо деревянной повозки, на которой возвышалась гора капустных кочанов; с тротуаров на них глядели женщины неопределенного возраста, облаченные в черные мелии – свободные, мешковатые платья. Эти женщины, спрятавшись от палящего солнца в тени домов, предлагали на продажу квадратные зеркальца и коробки спичек. Свитс вновь свернул налево.
– Что за черт? – проворчал Мунго. Раненая рука побаливала; очевидно, заживление шло не так скоро, как хотелось бы. Может, он стареет? Все возможно, однако лучше о том не думать.
Лендровер Свитса притормозил у кафе на противоположной стороне улицы. Мунго припарковался сзади, под огромным тентом, сшитым – должно быть, в целях экономии – из разномастных лоскутьев яркой, кричащей расцветки. На тротуаре у входа в кафе были расставлены столики, отделанные сверху листовой жестью; возле них стояло с десяток стульев. По всей видимости, наступило время обеда. Дауни подвел Дженнифер к ближайшему столику, потом передумал и усадил женщину за тот, который находился у самой двери заведения, – подальше от шума и пыли, – сел рядом, спиной к стене здания. Свитс уселся напротив, Чарли и Мунго заняли оставшиеся места.
– Я был тут, – сообщил Дауни своим спутникам, – месяцев шесть назад. Меня накормили шикарной жареной телятиной, а пиво было таким холодным, что даже заныли зубы.
Из двери кафе вышел хозяин, низенький, толстый, в сером тюрбане и льняной галабе. Та была ослепительно белой и сверкала, точно стеклярус, нити которого образовывали на дверном проеме нечто вроде шторы. Чарли вдруг вспомнилась стая ибисов. Хозяин держал в руках пластмассовый ящик с дюжиной бутылок темного асуанского пива. Он пододвинул себе стул и поставил ящик на асфальт, подле своих обутых в сандалии ног.
– Нахарак сайд вемубарак! – произнес он. «Да будет удачным для вас этот день». Этой фразой мусульмане в Египте приветствовали всех без исключения неверных.
– Нахарак лабан, – отозвался Дауни. «Да будет ваш день белым, как молоко». Свитс принялся открывать бутылки. Из горлышек потекла пена. Чарли почувствовал запах хмеля.
Его мучила жажда, что было отнюдь не удивительно, поскольку даже в тени температура наверняка была около ста градусов. Между тем Дауни продолжал:
– Орид салата бейяэди. Шавирмэ. Роз. – Он заказал салат из огурцов, помидоров, петрушки, водяного кресса, зеленого перца и мяты, а также жаркое из телятины и рис, после чего поднял левую руку, растопырил пальцы, показывая, что порций должно быть пять, а затем, чтобы свести к минимуму вероятность ошибки, ткнул пальцем в каждого из своих спутников и в самого себя. Потом он прибавил:
– Орид вэхид ахвэ торк, шокран, – что означало «одну чашку турецкого кофе без сахара».
Хозяин кивнул, слегка поклонился, раздвинул штору из стекляруса и скрылся за дверью. Некоторое время спустя в дверном проеме показался мальчик в голубой галабе с черными полосками. Он нес стаканы с водой: три держал в правой руке, а два – в левой, причем его грязные пальцы были засунуты глубоко внутрь.
– Любопытный способ мыть руки, – заметил Свитс.
– Не пей эту воду, – предупредил Чарли.
– За кого ты меня принимаешь?
– И салат я тоже не стал бы пробовать. – Чарли пустился рассказывать об улитках двух местных разновидностей, тела которых служили временным пристанищем зловредным личинкам. Вода, в которой вдобавок, скорее всего, мыли овощи, представляла собой идеальный источник инфекции. Когда Чарли кончил, за столиком установилось задумчивое молчание. Чарли выпил пива, повертел в руках бутылку, на боку которой блестели капли влаги, подцепил ногтем этикетку. Та отошла целиком – видно, клей никуда не годился.
Мальчик возвратился с крошечной чашкой черного кофе.
Он поставил чашку перед Дженнифер, широко улыбнулся – настолько заразительно, что женщина рассмеялась и захлопала в ладоши.