Сенатор Маккарти

Это не удовлетворило Маккарти. Но получить имена ему не удавалось. Стивенс ограничивался сообщениями, что "проверка показывает отсутствие подрывной деятельности".

11 мая министр обороны Вильсон позвонил президенту и сообщил, что комитет Маккарти требует назвать имена должностных лиц, которые в какой-либо форме причастны к делу Переца. Эйзенхауэр приказал не давать такой информации. В письме к Вильсону он указал, что "раскрытие содержания любого разговора, письма, документа или рекомендации сотрудников исполнительного аппарата противоречит общественным интересам, и он возражает против этого".

Сила Маккарти держалась на добровольных информаторах из числа средних и низших чинов исполнительного аппарата. Поэтому на приказ "не давать информации комитету Маккарти" он отреагировал сразу же. Он заявил, что "если бы сотрудники госдепартамента не постучались в двери Карла Мундта, Элджер Хисс был бы сейчас помощником госсекретаря, а не федеральным заключённым". Маккарти обратился с призывом к правительственным служащим игнорировать указание Эйзенхауэра. Он сказал: "Я буду продолжать собирать информацию. Это мой путь и ничто на земле этого не изменит. Я хочу поблагодарить всех, кто сообщал мне информацию, даже если какой-либо мелкий бюрократ в Вашингтоне проставил на ней штамп "секретно", чтобы защитить себя… До сих пор никто не был вызван перед большим жюри по обвинению в передаче мне информации… Я хочу сказать двум миллионам федеральных служащих, что их обязанностью является сообщать о случаях взяточничества, воровства, коррупции, шпионажа, и что лояльность к начальству не может быть выше лояльности своей стране".

Получить имена главных лиц, связанных с "делом Переца" ему, однако, так и не удалось.

В своём расследовании "дела Переца" Маккарти коснулся, сам того не подозревая, весьма чувствительной области. Более важной, чем "новейшие радарные установки" и даже чем "атомные секреты". Нужный врач на нужном месте может сделать очень много ― начиная от предоставления лицам, связанным с ним какими-либо интересами, информации о здоровье своих пациентов, до влияния, в ту или иную сторону, на это здоровье. Такой врач, без преувеличения, может изменить ход истории. Например, если бы в августе 1948 года велось правильное лечение А. А. Жданова, ближайшего соратника Сталина, то в высших эшелонах партийно-политического управления СССР конца 1940 ― начала 1950-х гг. сложился бы совсем иной расклад сил; в частности, не возникло бы "ленинградское дело", повлекшее за собой, после ухода Сталина из жизни, захват власти группировкой Берии-Маленкова-Хрущёва и всё последующее[154].

Заинтересованные лица, по понятным причинам, всегда крайне нервно реагировали на расследования или хотя бы только публичное освещение подобных инцидентов. Так, после сообщения врача кремлёвской поликлиники Л. Тимашук о неправильном лечении А. А. Жданова, её стали травить как "скандалистку". Мало того, хотя позже сами же лечащие врачи Жданова признались (под давлением фактов) во "врачебной ошибке", заинтересованные лица припомнили Тимашук раскрытие этой "врачебной ошибки" и, сразу после смерти Сталина, в апреле 1953 года она была лишена ордена Ленина, которым её наградили три месяца назад, в январе 1953 года. Тогда же, очень оперативно, было прекращено "дело врачей" и сама эта проблема, о которой большинство русских узнало лишь в последний период жизни Сталина, надолго исчезла из открытой печати.

Таким образом, показ общественности действий нужных людей и раскрытие связей между ними именно в медицине представлялись для заинтересованных лиц крайне нежелательными.

Дело Переца переполнило чашу терпения американских либералов. Агнес Мейер[155], выступая в Огайо на собрании местного отделения союза университетских профессоров, заявила, что Маккарти ― это "фашист № 1".

Друзья и враги сенатора Маккарти