Сен-Симон

Общемировой характер капиталистического производства и международные лозунги, из него вытекающие, были гораздо яснее Сен-Симону, чем прочим утопистам. Но инициаторами и осуществителями экономического объединения мира опять-таки являлись выдающиеся «индустриалы», т. е. те именно люди, торговая конкуренция которых как раз и приводит к международным конфликтам и войнам между нациями.

Таким образом верная мысль — создание единой мировой экономической организации — превращалась в нелепость благодаря тому, что проводить эту реформу в жизнь должны были классы, органически ей враждебные. Чтобы развить этот лозунг и из утопии сделать его реальным требованием, нужно было понять мировой капитализм не в его мнимой гармонии, а в его действительных противоречиях, вскрыть постепенное нарастание этих противоречий и определить единственный общественный класс, способный преодолеть их путем революционного преобразования мирового социального строя.

Другими словами, призыв: «индустриалы всех стран, соединяйтесь!» нужно было заменить призывом: «пролетарии всех стран, соединяйтесь!» Это и сделали Маркс и Энгельс в «Коммунистическом манифесте».

Эти примеры, касающиеся наиболее важных сторон сен-симоновской системы, можно было бы дополнить целым рядом других. Учение Сен-Симона о замене политической организации общества («государства») организацией экономической, теории его учеников о преобразовании семейного быта, указания на анархию современного экономического строя, встречающиеся в «Изложении сен-симонистской доктрины», учение об объединяющей роли банков, выдвинутое Сен-Симоном и развитое его последователями, — все эти мысли не столько связные теории, сколько гениальные предвидения. Их нельзя было последовательно развивать, — их приходилось переделывать. Творческий гений Маркса и Энгельса сумел найти для этих «гениальных зародышей» настоящую питательную среду и, объединив их новой теорией общественных отношений, дал им возможность расти не в оранжереях фантастического утопизма, а на пажитях действительности. Таким образом марксизм сделал эти предвидения достоянием точной исторической науки, предварительно изменив их природу.

Сенсимонизм и русская общественная мысль

Сен-симонизм, оказавший такое большое влияние на французскую мелкобуржуазную интеллигенцию 30-х годов XIX века, не мог не затронуть и некоторые слои русского общества этого периода. В крепостнической России, отставшей от Западной Европы почти на столетие, слои эти были, правда, и немногочисленны, и мало влиятельны, но все же они существовали. Состояли они почти исключительно из образованной дворянской молодежи, хлебнувшей западной культуры, оторвавшейся от помещичьего уклада, но неспособной сколько-нибудь широко и глубоко подойти к социальному вопросу, поставленному на очередь западноевропейской действительностью. Из сенсимонизма эти культурные одиночки черпали не столько стремление к научному изучению общественных проблем, сколько сентиментальные симпатии к беднякам и смутную жажду социальных преобразований. Сенсимонизм давал им не построения, а настроения, но в условиях тогдашней российской действительности и это уже было немалой заслугой.

В самом деле, что могли дать этим юнцам с благородными мыслями и возвышенными чувствами сен-симоновские идеи о всеобщем распространении индустриальной системы, об отмирании государства, о значении банков и кредита, об ассоциациях, об исторической необходимости? Индустриальная система была им известна разве только по крепостным фабрикам, государство являлось в облике николаевского жандарма, банки, в европейском смысле этого слова, почти не существовали, с историей собственной страны можно было познакомиться только по карамзинской «Истории государства российского». Трагический исход декабристского восстания на долгие годы отстранил всякую мысль об активной политической борьбе. Звериный быт крепостного поместья, произвол высших и низших властей, самодурство сверху, пассивное повиновение снизу, — вот что было реальной действительностью для этих юношей. Чтобы понять социальную подоплеку сенсимонизма, нужно было мысленно перенестись в быт совершенно чужой им страны, а для этого не хватало ни знаний, ни фантазии. Поэтому наиболее доступной стороной сенсимонизма для них оказывались его отвлеченные морально-философские идеи, которые можно было понять умом и усвоить чувством и без непосредственного знакомства с жизнью Франции.