Но исключительные опрятность и чистота — свидетельства расторопности хозяйки — заменяли достаток и скрашивали нищету.
Была и хозяйка.
Женщина, с которой Сен-Симон связал свою судьбу в последние годы жизни, оказалась для него подлинным даром небес.
— Я знавал многих холостяков, — говорил друг Сен-Симона Леон Алеви, — но счастливым из них казался только он один…
Жанна-Жюли Жюлиан была на двадцать лет моложе своего друга. Она не получила образования, но имела природные ум и такт. К Сен-Симону она относилась с уважением дочери и преданностью сестры.
Обязанности мадам Жюлиан были многообразны.
Она приготовляла пищу, шила, стирала, убирала, писала под диктовку философа, составляла копии с его рукописей и даже переплетала их.
Но, главное, она была другом и самым близким человеком.
Из своих родственников Сен-Симон виделся лишь с двумя. Его часто навещали дочь и любимый племянник Виктор.
У мэтра свои привычки, отстоявшиеся за много лет. Сен-Симон имеет обыкновение работать по ночам — в тиши и покое лучше рождается мысль. А так как в связи с обилием ежеминутно рождающихся мыслей он сам не в состоянии последовательно их записать и нуждается в помощи секретаря, мадам Жюлиан приходится дежурить при нем всю ночь. Днем он работает с Тьерри и еще с одним секретарем. Во время работы с ними Сен-Симон иногда так увлекается, что бросает диктовать и долгие часы проводит в беседах и спорах. Спит философ только утром. После обеда он забирается в большое кресло и просит мадам Жюлиан:
— Принесите мне какой-нибудь роман, только поглупее!
Сюжет и автор для него безразличны, просто надо дать мыслям иное направление и на короткий срок отвлечься от своих теорий…
Как он выглядел в это время? Какое впечатление производил на окружавших его людей?
Сохранился официальный документ, дающий основные приметы Сен-Симона:
«…рост — пять ступней и пять пальцев,[34] волосы — коричневые, глаза — серые, нос — орлиный…»
А также словесный портрет, составленный его секретарем в 1816 году:
«…рост пять ступней и восемь[35] пальцев, черты лица правильные, физиономия интеллигентная и благородная, широкая грудь, пропорциональные члены, крепкая конституция, ум живой и проницательный, характер сильный, настроение обычно серьезное, но не печальное… Огромный интерес к людям, величайшая снисходительность к слабостям…»
Протокол сухой, но достаточно впечатляющий.
Кроме того, десятки частных свидетельств.
Лазарь Карно, в изгнании, своему сыну:
— Вот человек, которого объявили экстравагантным; но он сказал за свою жизнь гораздо больше разумных вещей, чем мудрецы, которые над ним издевались… Это очень оригинальный ум, очень смелый, и идеи его заслуживают внимания философов и государственных деятелей…
Алеви после первого знакомства:
— Я не разговаривал и десяти минут с Сен-Симоном, а уже был поражен живостью его ума и способностью схватить главное…
И даже враг-пасквилянт не может не признать:
«…Личность благородная, мужественная, блистательная…»
Да, все, кто видел его в это время или имел с ним дело, остались очарованными его личностью.
В старости Сен-Симон был так же обаятелен, как и в далекие дни своих пышных приемов. Манеры его были настолько утонченными, что повергали в смущение неопытных простаков.
— Последний дворянин… Настоящий аристократ!.. — не без зависти говорили все эти промышленники и банкиры, окружавшие социолога. Но за хорошими манерами «последнего дворянина» отнюдь не скрывалось бездушие, столь характерное для типичных аристократов-кукол XVIII века. С ними тесно сочетались простое и сердечное отношение к людям, чуткость, желание помочь в беде. В этом да еще, конечно, в самоотверженной преданности идее, по-видимому, и заключался секрет того обаяния, которое влекло к философу самых различных людей — от безусых юнцов-студентов до прожженных воротил мира наживы.
Среди новых знакомств его особенно увлекла встреча с одним русским, с которым он сблизился в 1817 году. Русского звали Михаил Лунин. Это был стройный и красивый молодой человек, блестящий офицер, по слухам — отчаянный дуэлянт и кутила. Философ был поражен тем жгучим интересом, с которым Лунин отнесся к его идеям. Они подолгу беседовали. От Лунина Сен-Симон узнал многое о России, о русском царизме и крепостном рабстве.
Сен-Симон быстро понял, что под легкомысленной внешностью русского скрывается глубокий, пытливый ум и чуткая душа. Он полюбил Лунина и впоследствии называл его одним из лучших своих учеников.
При расставании Сен-Симон взгрустнул: