Сен-Симон

Маршал Бирон, возмущенный этим, поспешил в Версаль и попросил у короля разрешения уплатить долги Родни.

Разрешение было дано.

Маршал привез необходимую сумму и освободил Родни из тюрьмы, после чего тот получил возможность уехать в Англию. Вот тогда-то английский адмирал и возненавидел французов. С начала войны он бил их везде, где только мог найти: на Атлантике и у Гибралтара, возле восточного побережья Америки и в Карибском море.

Теперь, узнав, что сильный флот Грасса вышел в открытые воды, Родни во главе еще более сильного флота двинул ему наперерез.

У островов Святых противники встретились.

Развернулась битва, стоившая Грассу славы, а Сен-Симону — свободы.

Фрегат «Вилль-де-Пари» оказался в центре сражения.

Одна его мачта сбита, палуба забрызгана кровью.

Анри лихорадочно отдает распоряжения артиллеристам.

Люди валятся как снопы. Вот неприятельское ядро попадает в голову рядом стоящему канониру и раскалывает ее, словно орех. Прежде чем молодой офицер что-либо может понять, взрывная волна оглушает его и швыряет на палубу, а сверху наваливается мертвый артиллерист, заливая лицо командира кровью и мозгом…

…После короткого беспамятства Анри приходит в себя. Он все видит и слышит, но вот беда! Не может, как в кошмаре, шевельнуть ни рукой, ни ногой…

Сражение продолжается. Матросы очищают палубу, выбрасывая трупы за борт. Вот двое подходят к Сен-Симону и поднимают его. Еще секунда — и доблестный солдат Вашингтона отправится на закуску акулам…

Но нет. Судорожным, невероятным усилием он поднимает руку и проводит ею по голове. Это его спасает. Видя, что командир жив, матросы уносят его в трюм.

Пока его тащат, он лихорадочно думает: только что, проведя рукой по голове, он ясно осязал свой вытекший мозг! И он жив еще! Бедняга не догадывается, что то был мозг его убитого подчиненного…

Вместе со всем экипажем «Вилль-де-Пари» Анри попадает в плен к англичанам.

Итак, плен. Плен после того, как пройдена вся война, под самый занавес, почти у порога дома.

Пленных доставляют на Ямайку. Ничего хорошего на этом цветущем острове их, разумеется, не ожидает. Правда, с офицерами обращаются лучше, чем с рядовыми: их не заковывают в цепи и даже кормят чем-то почти съедобным.

Во время перегона в лагерь Анри, полный своих мыслей, машинально остановил взгляд на затылке проходившего мимо офицера. Англичанин почувствовал, обернулся. Глаза встретились с глазами…

Боже, как тесен мир! И — отныне Анри верит в это — он родился не иначе как под счастливой звездой…

…Несколько месяцев назад солдаты его полка захватили англичанина-лазутчика. Это был ровесник Сен-Симона, молодой человек с твердой поступью и приятным лицом. Ни один мускул не дрогнул на этом лице, когда военно-полевой суд приговорил шпиона к расстрелу. Анри, пораженный хладнокровием и мужеством врага, почему-то не поверил в его вину и почувствовал к нему безотчетную симпатию. Всего за несколько часов до приведения приговора в исполнение он сумел выхлопотать у генерала Буйе отсрочку…

Отсрочка означала жизнь. Вскоре положение на фронтах изменилось, и молодой англичанин был выпущен на свободу под честное слово. И вот теперь, при столь необычных обстоятельствах, Сен-Симон снова встретился с ним…

Англичанин занимал довольно важный пост на Ямайке. Он тотчас же взял Анри на поруки и поместил его в своем доме. Декорации изменились. Французскому офицеру вернули оружие, он был окружен любовью и заботами. У хозяина Анри была очень милая жена, которая сумела внести долю романтики в почетный плен Сен-Симона. Вероятно, он стал уже забывать о своем положении, когда вдруг пришла долгожданная весть.

30 сентября 1782 года был подписан мир, по которому Англия признала независимость Соединенных Штатов.

Вскоре Анри Сен-Симон был свободен и мог располагать своею персоной по собственному усмотрению.

Много времени спустя, на родине, он подводил итоги своим американским делам и впечатлениям.

Он пробыл в Америке с 1779 по 1783 год, участвовал в пяти кампаниях, девяти морских сражениях, был дважды ранен.

Но главное не в этом.

Он увидел и познал другой мир, мир, совершенно отличный от всего, что окружало его с детства, что было знакомо ему в старой Франции.

Мир, чем-то похожий на новую Францию и все же очень отличный от нее.

Сен-Симон будет несколько идеализировать этот мир, подгоняя действительное под желаемое.

Он преувеличит религиозную терпимость Америки, забывая об «охоте на ведьм» и салемских кострах.

Он станет излишне восторгаться социальной и политической однородностью американцев, забывая об имущественном неравенстве и о рабстве негров.[16]

Все это естественно: социологу будет нужен некий идеал, образец, которому должно следовать во всем.

Но он никогда не забудет тех реальных людей, с которыми ночевал под одной крышей, и ту действительную обстановку, в которой приходилось жить и сражаться.