Она отворила дверь. Бен в черном костюме сидел за столиком старинной работы под изображением Мадонны. Видимо, он совсем недавно вернулся из Нью-Йорка. В Лас-Вегасе или Калифорнии он никогда не носил черный костюм. Услышав, как отворилась, а затем закрылась дверь, он поднял глаза. Он улыбнулся ей своей спокойной тихой улыбкой. Он говорил очень тихо. Он никогда не повышал голоса. Это было не в его духе. Он был спокоен и смертельно опасен.
— Добро пожаловать, — сказал он. — Или лучше сказать: «Здравствуй и прощай»? Если бы ты позвонила, то я бы прислал тебе твои вещи. Бен Гардения не держит то, что ему не нужно и что ему больше не требуется. Ты же знаешь это, Сюзанна.
Она прошла к кровати и села, поскольку почувствовала, как одеревенели ноги. Она совершила ошибку. Причем серьезную. Она могла заставить себя встретиться с ним лицом к лицу, призвав к себе на помощь всю свою волю, но ее тело еще недостаточно окрепло для этого. Она была еще слишком слаба. Возможно у нее хватило бы сил, чтобы несколько часов стоять перед камерами, но она была еще не настолько здорова, чтобы выдержать эту встречу.
— Зачем ты приехала, Сюзанна? — спросил он. — Ведь ты не могла не догадываться, что больше мне не нужна? Я так же сильно сомневаюсь, что тебе хочется здесь остаться. Разве не так? — Он засмеялся своим тихим, но вызывающим ужас смешком. Он поднялся со стула и медленно подошел к ней. Он собирается убить ее! Может, поэтому она и вернулась? Потому что желает смерти? Потому что заслуживает смерти? — Ты меня ненавидишь. Я это знаю. — Он подходил ближе и ближе. — Каждый раз, когда я овладевал твоим драгоценным телом, тебя охватывал страх, даже ужас, разве не так? Так зачем ты здесь? — Ближе и ближе… — Я было подумал, что ты будешь счастлива никогда в жизни не переступать порог этого дома. Может, ты приехала, чтобы получить наказание? Может, из-за этого? — Он засмеялся. — Нет, вряд ли. Дай-ка подумать. Ага! Ты, наверное, решила, что именно я уеду отсюда? Ну конечно же! Потому что даже сейчас, когда ты стала уродом, ты по-прежнему остаешься жадной сучкой. Разве нет? Неужели ты действительно решила, что я уберусь отсюда и оставлю тебе свой дом? Разве ты не знаешь, что я никогда ничего своего никому не отдаю? Почему это я должен оставить этот дом тебе с твоим обезображенным мерзким телом под этими шелками? — Он продолжал улыбаться. — Разве ты не знаешь, что Бен Гардения не покупает дохлых лошадей? — Она отодвинулась на кровати подальше от него, к самой подушке. Он засмеялся. — Можешь меня не бояться. Я не собираюсь прикасаться к тебе. Зачем мне касаться тебя урода без сисек?
Она почувствовала, как у нее кровь приливает к голове.
— Я не боюсь тебя! — выкрикнула она. — Ты — ничтожество! Ты — хуже, чем ничтожество! Ты — змея! Ты — кусок дерьма! Ты — мерзавец!
Он поднял руку, затем опустил ее.
— Твой приятель не станет считать меня ничтожеством, когда я заберу у него эту вонючую студию, а?
Теперь засмеялась она.
— У тебя ничего не выйдет. Неужели ты считаешь, что Тодд Кинг позволит такому подонку, как ты, отобрать свою студию? Тебе его не переиграть. Он давно уже тебя вычислил. Ты у него под колпаком! Он уже давно все предусмотрел, ты — мерзкая гадина!
Улыбка исчезла с его лица, глаза сузились. Он и вправду собирался убить ее. Но нет, улыбка опять появилась на его лице.
— Твой парень действительно решил, что я у него под колпаком? Ну что ж, пусть тогда поостережется. Еще никому не удавалось одержать верх надо мной. Если я не получу студию, то он получит вот это. — Он сунул себе в рот ноготь большого пальца и с силой выдернул его. — Он умрет как гаденыш!
И кровь, стучавшая у нее в висках, заледенела. Она сунула руку под подушку, там… Она выхватила из-под нее темно-синий блестящий револьвер, так часто внушавший ей ужас. Бен даже не успел взглянуть на нее удивленными глазами — как это бывает в кино, — прежде чем рухнуть на богатый восточный ковер, лишь слегка испачкав его своей кровью.
Но она была совершенно спокойна, когда сняла трубку и, набрав номер студии, попросила к телефону Тодда.
— Я только что убила Бена и собираюсь позвать полицию. Возможно, мне и не понадобится, но, на всякий случай, пришли, пожалуйста, своих адвокатов, прежде чем я устрою свой самый лучший в жизни спектакль.
На следующий день Сюзанна не приступила к работе на студии. Это было невозможно для безутешной вдовы, только что
Самое ужасное в этой трагедии было то, что она меньше всего думала о случившемся. Наоборот, она мечтала о том, как снова начнет работать, она была уверена, что сможет победить болезнь.