Долгие годы в северном царстве под названием Мунюма царила смута – злой колдун Гиба грабил и убивал его жителей и держал всех в страхе, пока царь не призвал храброго богатыря Воротилу. Воротила убил колдуна и похоронил в дупле дуба. За это царь Мунюмы выдал за него свою дочь, созвал добрых магов со всех земель, и те установили вокруг дворца силовое поле, чтобы больше ни один злодей не смел к нему подойти. Гиба же на самом деле не умер, а все это время спал в дупле и копил силы. И вот он пробудился и стал снова творить злодеяния вдали от дворца. Царь прознал о том, что Гиба вернулся, и послал войско, чтобы его разыскать, но оно не вернулось. Гиба превратил их всех в статуи. Постепенно всякий житель, кто выходил за территорию замка, стал пропадать. Пришел черед действовать Воротиле. Но того не отпускала жена. Гиба не терял времени и между тем заколдовал воду – и все мужчины замка ослепли, а женщины онемели. Царь в ужасе бегал по дворцу. Гиба послал ему говорящего кота, который передал требование: выдать всю казну, тогда он снимет чары и не будет никого трогать. Воротила убедил царя не отдавать сокровища и тайком от жены сбежал. Он понимал, что Гибу ему теперь не победить так просто. Он долго следил за ним и понял, что Гиба каждую ночь забирается в дупло и это придает ему сил. Он спит в нем днем, а творит злодеяния ночью, вылетая из дуба коршуном. Он дождался, когда тот улетит, и стал рубить дуб, и когда дуб был уже почти срублен, с небес спустился Гиба и всадил ему нож в сердце. Но дуб был срублен, и заклятье с жителей замка спало – они стали жить-поживать и добра наживать.
Спокойной ночи, Сережа.
Платон Беседин
Ремни
I
Вечером пошел то ли снег, то ли дождь. Крупин мыкался по квартире с полудня. Голод душил. Крупин открывал комнатное окно, дымил папиросами, вглядывался в волглую улицу. Двор был пуст. Тополи стояли голые, с ветками, похожими на сушеных кальмаров в пивных. Решившись, Крупин собрался: натянул рыжеватые сапоги, рваный бушлат. Вышел из квартиры, как на экзекуцию.
По лестнице старался идти тихо, даже опасливо, но в высоченных пустотах шаги все равно звучали гулко. Крупин знал, что они привлекут консьержа. От ожидания досадной встречи он зябко ежился. Тело чесалось и жгло, и, поддавливая, нарастала желчная тошнота. Крупин чувствовал, как бурлит и сводит желудок.
Консьерж не появился. Но у дверей агентства «Ева» встретились две тощие девицы с вампирическими губами. Они взглянули на Крупина одновременно удивленно и брезгливо – так, что высосали последние капли достоинства.
Выйдя в хлябкую непогоду, Крупин натянул на лохматую голову капюшон. Осмотрелся, застыл, вспоминая, где покупал водку в последний раз и когда ел. В разворачивающемся ненастье сумерки казались темнее, гуще. Крупин порадовался тому, что в грязно-серой унылости его будут замечать меньше. Он давно избегал людей, окрысившись, будто неупокоенный призрак.
Подумав, Крупин решил идти на Майдан – со вчерашнего дня он ничего не ел, а там кормили. Он мог взять любимые бутерброды с чесночным шпиком и горячий сладкий чай. Может, сегодня, будучи достаточно зол, он бы даже покричал, для развлечения.