Семнадцать мгновений летнего дня

Валентина Ососкова Семнадцать мгновений летнего дня

Средь оплывших свечей и вечерних молитв,

Средь военных трофеев и мирных костров

Жили книжные дети, не знавшие битв,

Изнывая от мелких своих катастроф…

Владимир Высоцкий

Одно лицо, одна одежда, голос –

И двое! Как в волшебных зеркалах!

Шекспир, «Двенадцатая ночь»

Пролог

Хотя мой рассказ пойдёт не совсем обо мне, я не могу начать его иначе, кроме как с самого что ни на есть чистосердечного признания в любви.

Я люблю этот город – с его порога. Глухие заводские заборы за пышными кустами. Звёздное небо. Запах пельменей и звуки «Авторадио» из ближайшего распахнутого окна. Люблю больше Москвы – хотя и в столице есть свои прелести, но зато здесь тихо, зелено и при этом вовсе не так уж и скучно, как может показаться на первый взгляд.

В вечер моего прибытия на автобусной остановке, гордо именуемом автовокзалом, было не людно – последним рейсом возвращались человек десять из Москвы после рабочего дня да парочка сонных студентов, вырвавшихся с сессии, а кому их встречать хлебом-солью? Спрыгнув на асфальт, я поправил на плече ремень спортивной сумки, огляделся и, присев на край бетонной клумбы, расшнуровался; разувшись же, я с удовольствием пошевелил пальцами ног, связал кеды шнурками и повесил их себе на шею, чтобы не занимать руки.

В любимый город стоит входить, чувствуя босыми ногами тёплую шероховатость нагретого за день асфальта и ловя щекой летний ночной ветерок. А напороться пяткой на осколок – не велика беда.

– Эгей, Холин! Добро пожаловать обратно! – меня догнали и с размаху хлопнули по плечу. – Недолго же ты выдержал в вашей Московии.

– Привет, Сань, – я обернулся и крепко прихватил ладонь друга. – Не виноват я, сам знаешь.

– Гляжу, «московские периоды» всё короче? – ухмыльнулся Саня, и в свете уличного фонаря я невольно отметил, что один из верхних резцов у него ещё сильнее сколот, чем я помнил, волосы опять укоротились до «полубокса», а чёлка – ещё отросла, натуральный чуб.

– В этот раз документы из московской школы уже забрал, – невесело усмехнулся я, хлопая по спортивной сумке, куда влезали все мои вещи в любой поездке, мол, все документы тут, с собой. – Как буду здесь готовиться к поступлению два класса – не представляю…

– А вот я отлично представляю: твоя бабуля на тебя насядет – и ты всю свою литературу наизусть вызубришь! За два года-то!

– Разве только… – с деланной неохотой признал я правоту друга. – Слушай, а ты какими путями здесь, Шумахер?

– Батю встречаю на колёсах, – друг кивнул в сторону своей белой нивы, у которой стоял её формальный хозяин, Санин отец. Ну да, я мог бы догадаться, вместе же с ним ехали от МКАДа. – Подкинуть тебя?

Немного подумав, я отклонил гостеприимное предложение. Неспешная прогулка до дома занимала минут тридцать – как говорится, то, что доктор прописал для соскучившегося по городу «блудного сына». Саня распрощался, ещё раз сверкнул щербатой улыбкой, и вскоре его нива с диким рёвом умчалась прочь. А я остался у автобусной остановки, нелепо улыбаясь вслед.

Может, подумалось тогда мне, и пусть родители дальше строят личную жизнь – то ли каждый свою, то ли в который раз одну общую. А я… своим домом я считаю просторную «двушку» на первом этаже, с выходящими в тихий зелёный двор окнами. Там, во дворе, вечно полощется на ветру бельё, скрипят единственные ржавые качели, а в квартире пахнет то пирогами бабули, то наваристым супом деда, и повсюду разбросаны тетрадки и листочки со школьными сочинениями…

Это был мой дом, место, где я жил – по-настоящему жил, а не существовал – гораздо дольше, больше и… чаще, чем в Москве, с самого своего, пожалуй, рождения.

Я люблю этот город.

За спиной басовито гавкнула собака, потом, с трудноуловимыми трусливыми нотками, зарычала, кто-то на кого-то «наезжал», жалобно и нецензурно через слово, а я усмехнулся и зашагал быстрее. Даже такие разборки не могут испортить мне радостного «возвращенческого» настроения.

Там, позади, что-то с дребезжащим стуком упало на асфальт, со звуком холостого выстрела хлопнуло окно, но я не придал этому значение. Наверное, зря, но откуда мне было знать?

Отойдя уже метров на сто от того места, я остановился, хлопнув себя по лбу. Дурак-дурень ты, Михаил Холин. Являться домой без гостинцев – совсем негоже, надо же было головой хоть чуть-чуть подумать… Делать тут было нечего, пришлось мне возвращаться к автобусной остановке, неподалёку от которой призывно светился витриной круглосуточный магазин, один из немногих на районе. Разумеется, торт там ночью не раздобыть, но и дураку понятно, что к чаю лучше банка моих любимых консервированных персиков, чем вовсе ничего.