Семнадцать космических зорь

Мне полюбились те легкие и какие-то захватывающие секунды, когда тело, подброшенное мягкой и сильной, как отцовские руки, сеткой, оказывается распростертым в воздухе и ты можешь управлять им и чувствовать себя птицей! Вскоре, однако, эти секунды несколько затянулись: настала пора парашютных тренировок... Что греха таить — многие пилоты, привыкшие к стремительному полету, не очень-то любят этот тяжелый, туго свернутый комок перкали и шелка. Ведь с ним не лететь, а падать! Мы, конечно, понимаем, что он может в любое мгновение стать нашим спасителем, другом, но лучше бы никогда не наступали такие мгновения... До этого многие из нас совершили только по нескольку обязательных прыжков, да и первые прыжки были не очень «самостоятельными». Тебя выкидывали из люка, и ты, так ничего не успев сообразить, повисал, как одуванчик, над зеленым полем аэродрома.

В тот день, когда я впервые познакомился с нашим парашютным тренером, я понял, что старому представлению о прыжках скоро придет конец.

Невысокого роста, кряжистый, с упрямым, словно из бронзы, подбородком, он глядел на нас внимательными глазами, будто допытывался: какой же ты будешь там, в

небе?..

Он побывал уже около двух с половиной тысяч раз на разных высотах и оттуда, порой с многих тысяч метров, стремительно падал днем и ночью, в затяжных прыжках, приземляясь на снегу, воде, в лесах и даже на скалах. Значок заслуженного мастера спорта и многоярусный ряд орденских колодок на груди — все подтверждало то, что мы попали в руки крепкого и знающего свое дело человека, бесстрашного спортсмена и профессионального испытателя новых парашютов. На этот раз ему предстояло испытывать нас — молодых, «необстрелянных».

Сначала шли обычные прыжки. По команде Николая Константиновича: «Пошел!» — мы покидали самолет с высоты 800—1000 метров. Парашют с помощью принудительной системы раскрывался мгновенно, и мне, например, вскоре основательно надоело болтаться на стропах и потом долго гасить непокорное на ветру шелковое пламя. Видимо, тренер сразу же почувствовал, с какой неохотой шли мы на эти прыжки.

— Погодите, — говорил он с усмешкой, — скоро просить начнете: пусти лишний разок прыгнуть!..

Тогда я не поверил инструктору, но после того как впервые прочувствовал азартность стремительного затяжного прыжка, вспомнил слова Николая Константиновича. Действительно, что может быть прекраснее чувства, которое охватывает человека, ринувшегося в бездну пятого океана и десятки секунд летящего к земле стремительной птицей!.. Именно птицей, совершающей прицельный бросок к земле.

Это я понял однажды, когда в затяжном прыжке неудачно сделал движение рукой и попал в штопор. Какая-то сила вдруг неожиданно и резко развернула мое тело, завертела, закрутила, и мне показалось, что я лечу на дно огромной воронки. Неумолимая стихия охватила тело таким крепким обручем, что казалось, ты никогда не сможешь двинуть рукой или ногой, чтобы выправиться, побороть штопор и снова падать плашмя...

Мы знали, что в таком штопоре тоже наступают перегрузки, нередко кончающиеся кровоизлиянием в глаза, но знать — одно, прочувствовать и побороть все это в себе — другое... Особенно в те мгновения, когда земля так быстро несется навстречу... В мозгу проносятся те слова и советы, которые давал нам инструктор, рассказывая, как выходить из штопора. Вот руки с трудом пошли в стороны, ноги чуть согнуты, земля останавливает свою карусель, и ты снова несешься на нее грудью...

Парашют еще не раскрыт, но на душе спокойно. Он не подведет! Николай Константинович никогда не выдавал нам парашюты со склада, а каждый раз перед прыжком заставлял нас самих собирать и укладывать свои парашюты. Поэтому, зная надежность системы, мы верили еще и себе.

Мы прыгали днем и ночью. Прыгали на землю и в воду. Ведь на Земле всего двадцать девять процентов суши и, возвращаясь из космоса, космонавт мог и промахнуться и приземлиться не в приволжских степях, а где-нибудь посреди Балтийского моря. И вскоре мы действительно полюбили прыжки, полюбили парашют и иногда даже приставали к Николаю Константиновичу:

— Прыгнем?..

Если позволяла погода и был наготове самолет, мы снова укладывали парашюты и снова летели к земле.

Пройдут годы, но мы будем всегда с благодарностью вспоминать человека, который много сделал для подготовки первых летчиков-космонавтов.