Семка — матрос на драге

— А ему бы на пользу пошло, — вдруг сказал отец, подходя, — урок вперед был бы… Отойдите оба.

Отец плюнул в ладони, взялся за ручку и, широко расставив ноги, резко дернул. Мотор сразу завелся, и драга вся задрожала, забилась, словно ей вдруг вернули жизнь. Минуты через три по каткам побежала лента черпаков. Похожие на черепах, они уползали в воду пустыми, а возвращались с песком, гравием и камнями, сбрасывали грунт в огромную вращающуюся бочку, которая находилась внутри драги, и, ненасытные, снова ползли в море, вгрызались в дно и скалистый берег. А тем временем бочка вращалась и вращалась, и порода с грохотом переваливалась в ней. У Семки сразу заложило оба уха, и он уже не слышал ни свиста ветра, ни плеска разъяренных волн.

В обед Михайло выключил мотор, к нему подсела Ариша и на верстаке, расположенном в левой части драги, стала развязывать узелок. Егор и Семкин отец тоже полезли за бутербродами и пирожками, один лишь Семка стоял у стрелы и смотрел на берег. О еде-то он совсем и позабыл. Слушая, как булькает за спиной молоко в бутылке, он глотнул слюну. Чтобы подальше быть от обедающих, он быстро прошел вдоль палубы на корму, взобрался по лесенке на площадку и выглянул в дверцу — через нее по ленте транспортера уходит в море переработанная порода. Целые островки этой породы темнели в воде, и волны с шумом разбивались о них.

И вдруг Семке показалось, что кто-то зовет его. Он оглянулся. Михайло подзывал его рукой к себе. Мальчик подошел к верстаку.

— Ты что это, на месяц вперед наелся? — Михайло протянул ему кружку молока и ломоть домашнего хлеба.

С правого борта на них посматривал отец, сосредоточенно жевавший что-то.

— Не хочу, — сказал Семка, — я сытый.

— Можешь съесть половину, я не стану неволить.

Семка равнодушно взял хлеб и кружку молока и как-то нечаянно получилось так, что через три минуты все это исчезло. Обе щеки мальчика раздувались, на подбородке и губах дрожали капли молока.

— Ну попробуй скажи тут, кто из вас отец, а кто чужой, — заметил Егор.

Аришка усмехнулась, а Семка нахмурился.

И снова взревел мотор, и в огромной ребристой бочке загрохотали гравий и камни, засвистели ремни трансмиссий, и пол под ногами заныл, задрожал, запрыгал. И снова ринулись в воду ненасытные стальные черепахи, въедаясь в твердый берег.

У лебедок стояли матросы, Ариша и Егор, и время от времени крутили большие маховики. Отец всматривался в черпаки, в берег, подходил то к одной, то к другой лебедке, выкрикивал команду, если кто-нибудь из матросов мешкал. На Семку он и взгляда не кинул.

Ветер усилился, все больше качало драгу. Лодка билась о борт, ударялась и отскакивала, как мяч.

— Сделай кранцы! — крикнул сквозь грохот Михайло, подавая мальчику кусок автомобильной покрышки.

Семка жил у моря и отлично знал, что такое кранцы. Он отрезал ножом два больших куска покрышки, привязал к ним веревки и, вскочив в прыгающую лодку, прикрутил к борту. Теперь уже волна не грозила сломать борт: между бортами лодки и драги терлись и скрипели упругие кранцы. Кончив работу, Семка вытер о штаны руки и ловко вспрыгнул на палубу драги.

А по палубе уже гуляла холодная вода, плавучую фабрику кренило, и иногда приходилось на ходу хвататься за поручни, стенки и стрелу, чтобы не упасть.

К Михаилу подошел отец. Сапоги у него намокли, на усах и бровях тоже блестели капли. Он что-то крикнул и замахал руками, но моторист показал на уши и пожал плечами. И лишь когда отец закричал, напрягая голос, Семка разобрал, что он требовал заглушить мотор: драгу могло выбросить на берег и поломать.

— А мы ее чуток от берега в море отведем! — в ухо драгеру прокричал Михайло.

— Не морское это судно, драга! — загремел отец. — Для рек она предназначенная, ни одна еще драга не работает в море!

— А наша будет, Тимофей! — крикнул Михайло. — Будет!

Отец насупленно посмотрел на него, постоял у двигателя, потом махнул рукой и зашагал к лебедкам.

Напряглись тросы якорей, заведенных в море, завертелись маховики лебедок, и судно медленно двинулось в Байкал, навстречу волнам и ветру. Оглушительно грохотала бочка, дробя обломки скалы, гравий. Вода уносила вниз тяжелые крупинки драгоценного металла, и они просеивались сквозь несколько грохотов и оседали в особых шлюзах.

Внезапно Семка увидел, что Ариша шатнулась. Лицо ее залила бледность. Она стояла у маховика, закрыв рукою глаза. Укачало! Семка подбежал к ней и крепко вцепился в чугун маховика. Егор одобрительно кивнул ему, и Семка почувствовал себя уверенней. Много раз бывал он на драге, не раз матросы других смен ставили его к лебедке: «Учись, учись, пацан, может, пригодится еще!» — и Семка научился кое-чему.