Произнося эти слова, Шахназ будто хотела вновь вернуться в детство. Только что швырнувшая кольцо с вершины скалы грозная и гордая Шахназ опять захотела стать прежней. Как приятно мне было это сознавать!
- Тебе потому противен Рамзи-муэллим, что на свете есть парень по имени Эльдар? - пошутил я.
- Вот видишь, ты опять меня не понимаешь...
- Почему же?
- Потому что не желаешь понять. Ты не хочешь подумать обо мне. Ты прежде всего думаешь о себе. Ты хочешь всегда быть первым, хочешь, чтобы я молила тебя о любви.
- Откуда это тебе взбрело в голову?
- Взбрело? Да с тех самых пор, сколько я тебя знаю, так оно и есть. Вспомни письмо, которое ты написал мне: "Я не люблю, не могу тебя полюбить". Ты думал, я не поняла смысла этих слов? Ты и тогда меня любил, но боялся признаться в этом. То ведь было любовное письмо, но ты, отрицая, тем самым утверждал это. Разве все это было не так?
Меня снова охватило изумление. Девочка Шахназ снова превратилась в умную и зрелую женщину.
- Ты откуда это знаешь, Шахназ? - Потрясенный, я взял ее руки в свои. Дрожь в голосе выдавала меня. - Какая ты умница, Шахназ, какая ты хорошая, ты... ты...
- Вот так... когда ты это произносишь, я верю каждому твоему слову. Вовсе не потому, что ты меня хвалишь, а потому, что тогда я слышу голос твоего сердца.
- Что же ты чувствуешь?
- Когда ты так говоришь, я верю тебе. Когда же ты отрицаешь...
- Что же ты, хочешь сказать, что я отрицанием всегда подтверждаю?..
- Да, тогда в своем сердце царишь только ты один.
- Тогда давай договоримся... Теперь ты можешь быть уверена, что я построил в своем сердце домик, он будет принадлежать только тебе.
- Не верю.
- Почему?
- Потому что я тебя больше люблю. Я люблю тебя с того дня, как появилась на свет.
- А я любил тебя еще тогда, когда ты была в утробе матери. Что ты на это скажешь?
- Скажу, что домик, который ты выстроил в своем сердце, - не надежен.
- Я же сказал, что он принадлежит только тебе.
- Этому-то я верю, это чистая правда, но меня пугает другое, что ты сам захватишь этот домик, и мне в нем не останется места.
- Что ты говоришь, Шахназ?
- А ты вспомни свое письмо!
- Что ты имеешь в виду?
- А я помню каждое слово. Вот одна из фраз: "Знаю, ты меня любишь. Да, любишь..."
- Ну и что? Разве я сказал неправду?
- Нет, ты этим хвастал, хвастал тем, что тебя любят.
- Неправда...
- Нет, правда. Потому что тот, кто по-настоящему любит, не станет хвастать своей любовью. Или, наоборот, хвастливый человек не в состоянии любить. Скажешь, и это неправда?
- Ты говоришь правильные вещи. Но теперь-то ты веришь, что я не хвастун, потому что люблю тебя. Люблю.
- И я... и я... и я...
Это снова была прежняя Шахназ. Всегда и везде преследовавшая меня, следящая за мной огромными черными глазами, которая жила всеми моими радостями и всеми моими печалями.
* * *
Я спешил в село, унося с собой целый мир радости, сердце, переполненное любовью. Я не шел - я летел на крыльях. И в полете видел плывущую за мной, словно мечта, Шахназ. На щеках ее уже не было полосок от слез; ее тонкие пальцы, которые я держал в своей руке, стали теплыми. Теперь она походила на тюльпан, прямо держащий головку в солнечных лучах.
Перепрыгивая с камня на камень у водопада Нуран, я перебрался на тот берег и вдруг увидел Рамзи-муэллима, который поднимался в гору верхом на коне. Взгляды наши скрестились. В его фиолетовых глазах блеснул бешеный огонь. Ему что-то донесли. Он ехал за Шахназ...
Все это с быстротой молнии пронеслось в моем мозгу. И тут я услышал:
- Эй, негодяй, чего ты дрожишь? Боишься, что продену тебя шампуром, словно ощипанного цыпленка? Все равно из такого заморыша шашлыка не получится.
Меня бросило в жар. Никогда я не ощущал себя таким беспомощным, таким бессильным.
А Рамзи-муэллим спокойно сошел с коня и медленно двинулся на меня.
- Ах ты мерзавец, не мог никого найти в селе для своих приставаний!
О господи! Что я должен был делать? Каким образом мне скинуть этого поганца со скалы Кеклик прямо в ущелье? Хватит ли у меня на это сил? Этот верзила вдвое больше меня...
- Это ты мерзавец, это ты негодяй! - Всю свою ненависть я вложил в эти слова. Но, не успев их произнести, я побывал в аду и возвратился обратно. Я сам ужаснулся бессилию собственного голоса.
А Рамзи-муэллим, как бы почувствовав это, с уничтожающей иронией изрек:
- Ты еще рот раскрываешь? - И неожиданно ударил меня кулаком в скулу.