Семирамида. Золотая чаша

Со временем, однако, о его гибели начали говорить разное. Злые языки утверждали, будто наместник сам предложил свою красавицу — жену в подарок новому царю за назначение на пост туртана и, не выдержав презрения соплеменников, наложил на себя руки. Другие, в первую очередь Гула, сумевшая прибрать к рукам вавилонского полководца Бау — ах — иддина, доказывала, что Шамши и Шаммурамат давным — давно состояли в любовной связи. Всем известно, что скифянка с детства отличалась склонностью к необузданному разврату и неслыханным коварством. Узнав об этом, туртан бросился на меч.

Клевета, нескончаемым потоком сыпавшаяся на головы жителей Вавилона, вызывала законное возмущение у тех, кто знал Шаммурамат и Нинурту. К сожалению, попытки доказать очевидное, уличить сплетников во лжи, не находили отклика у тех, кому чужое горе — повод, а чужая радость — укор.

После бракосочетания Шамши-Адада V и вавилонской принцессы Шаммурамат (упоминать о том, что когда-то эта женщина была супругой бывшего наместника и туртана, строго запрещалось) Сарсехима и Ардиса срочно вызвали в Ашшур, и с желанием изложить то, что случилось на самом деле, пришлось повременить. Выехать приказали тайно, никого не извещая. Более того, двигаться приказали отдельно, для каждого была приготовлена своя повозка.

Они встретились в священном городе, в присутствии самой Шами, которая в компании верных друзей позволила скатиться нескольким слезинкам, однако на вопросы Сарсехима, что случилось и зачем их вызвали в Ашшур, сурово предупредила.

— Зачем тебе знать лишнее? Я жду от вас помощи, а не утешений или расспросов.

Далее Шами сообщила, что Шамши дал ей короткий срок устроить семейные дела после смерти мужа.

Что она имела в виду под «семейными делами», стало ясно, когда Шами попросила евнуха после возвращения в Вавилон приобрести хороший дом в предместье Шахринý. Туда скоро доставят ее детей, их сейчас скрывают от чужих глаз и привезут тайно. Она не в силах заставить себя изменить им имена, но, ты, евнух постарайся обращаться к ним «моя родная», «мой маленький». Здесь Шами вновь не смогла удержать слезы и взмолилась — будь добр с ними, стань хорошим наставником. Справившись со слезами, потребовала от Ардиса обеспечить детям охрану. Пусть это будут исключительно мужчины твоего рода, однако, чьи это дети, должны знать только ты, Сарсехим, и ты, Ардис. Никаких разговоров о том, где теперь дети Шаммурамат от первого брака! Никаких гостей в этом доме, пока дети не вырастут и не закончат школу.

— Слушком много охотников досадить мне, — добавила она, затем, после частых и прерывистых вздохов предупредила.

— Им будет трудно в первое время, — предупредила Шами. — С Наидом легче, он несмышленыш, и скоро забудет о маме. Меня беспокоит Нанá. Я все объяснила ей, но ты, евнух, помоги девочке не столько забыть обиду, сколько внуши — мама не могла поступить иначе. Я жертвую ими из любви к ним, из желания обезопасить их жизни.

— Неужели дело зашло так далеко? — не удержался от вопроса Сарсехим.

Ему ответил Ардис молча, широко раскрытыми глазами взиравший на царствующую особу. Шами была ослепительна хороша, одета в лучшее свое платье, приукрасилась венцом с крупными изумрудами.

— Заткнись! Не пытайся знать лишнее.

Шами поддержала его.

— Он прав, Сарсехим…

Женщина не договорила, торопливо вышла из комнаты, там дала волю рыданиям.

Поселившись в новом доме Нана — силим повела себя так, как ее мать, которую когда-то в сопровождении Сарсехима отправили в далекий Дамаск. Девочка была дерзка, себе на уме, пыталась строить гадости заметно обрюзгшему воспитателю. Ни разу не всплакнула, замкнулась и совсем как взрослая заботилась о двухгодовалом братишке.

За эту заботу Сарсехим был готов ей все простить, и отношения скоро наладились, особенно после того, как евнух взял в привычку рассказывать детям сказки. Оказалось, что прежний их дядька Ишпакай вволю избаловал Нану — силим волшебными историями, так что Сарсехиму пришлось потрудиться.

Это был самый сладостный труд, которым ему пришлось заниматься в жизни. Было радостно видеть горящие глазенки Наида, поджатые губки Наны — в самый напряженный момент она невольно разжимала их, раскрывала рот. Это было так мило с ее стороны. Сарсехим, столько лет мечтавший о возможности порадоваться жизни, возблагодарил богов за то, что они все-таки могут быть милосердными. Они одарили его главным, ради чего, как оказалось, стоит дышать, пить вино, есть жареное на угольях мясо и прислушиваться к голосам. Боги нежданно — негаданно произвели его в дедушки и наградили Наной — силим и маленьким Наидом.

Однажды, когда до заметно повзрослевшей, лишенной красоты матери девочки, дошли слухи о победах ассирийской царицы на востоке, о взятии крепости Бактрия и выходе ее войска к побережью Каспийского моря, она поинтересовалась.

— Если великая царица посетит Вавилон, ты пустишь меня на площадь, чтобы я хотя бы одним глазком взглянула на нее? Ты можешь сопровождать меня.

— Нет, родная. Меня многие знают.