Семирамида

Спустя десять лет. Тянуть дольше было неловко. К тому же Франция поручила мне деликатную миссию. Воспользовавшись оказией. Приятное с полезным…

Чарующее путешествие: восемь недель, не вылезая из кареты.

Желудок…

Кости…

Голова…

Самое приятное, что я увидел в пути, были ноги некой трактирщицы в Мемеле. Она даже пробудила во мне поэтическую жилку:

Заехав в Мемель, я в трактире ел селедку.
Там подавала мне ее красотка.
И хоть селедкой я пропах после обеда,
Все ж знал, что на красотке той проедусь.[1]

Сцена 7

Екатерина, Дидро, Бестужев, придворные.

ЕКАТЕРИНА. С каких это пор российско-турецкие договоры пишутся под диктовку французов? По какому праву французское правительство навязывает мне свои решения? Войну с Турцией выиграла Россия, и она назначит условия мира. Неужели только потому, что я — женщина, меня готов оскорбить даже философ и друг.

ДИДРО. Не знаю, что и ответить. Ведь это всего лишь проект договора… Они рассчитывали, что…

ЕКАТЕРИНА. Что я уступлю твоим увещаниям и приму французские предложения! Великий философ и весьма привлекательный мужчина, конечно же, с легкостью переубедит бабу, влюбленную в его творчество!

ДИДРО. Ваше величество! Поручение принца д'Эгильона я не мог не принять! Для меня это могло окончиться Бастилией!

ЕКАТЕРИНА. Имея выбор между тиранией своего министерства и уважением к женщине, ты предпочел страх перед министерством!

ДИДРО. Государыня! Я готов собственными руками порвать и сжечь этот злосчастный проект!

ЕКАТЕРИНА. Нет нужды! Я порву его сама! А тебе достаточно сообщить об этом своим патронам по возвращении в Париж. (Рвет и бросает в огонь документ.) И прошу не рассчитывать, что посредством своего мужского обаяния, тебе удастся склонить меня к изменению границ, оплаченных кровью моих солдат. (К Бестужеву.) Будьте любезны, граф, ответить французскому министерству, что мы благодарны за их благожелательные идеи.

БЕСТУЖЕВ. Слушаюсь, ваше величество!

Екатерина, Бестужев и придворные выходят.

Сцена 8

ДИДРО. Так она меня встретила. За каким дьяволом вез я тот договор? Тащился два месяца, чтобы меня сразу же отчитали. Когда Вольтер прибыл в Потсдам, Фридрих Прусский, этот скряга, устроил торжества с фейерверком и большим военным парадом. Меня же проводили в нетопленую комнату и едва дали время на разборку багажа. Я даже не успел разложить книги…

Сцена 9

ЕКАТЕРИНА. Дидро, ведь в глубине души ты женщин ненавидишь, признайся.

ДИДРО. Государыня, твое обвинение меня оскорбляет.

ЕКАТЕРИНА. Разве это не лицемерие, философ? Ты, как будто, вступаешься за женщин, но в действительности — пренебрегаешь ими. Хрупкость называешь несовершенством, темперамент считаешь отсутствием рассудительности, наконец склоняешь нас к податливости, утверждая, что таковы законы природы.

ДИДРО. Никогда не говорил я ничего подобного!

ЕКАТЕРИНА. Неужели я ослышалась? Или невнимательно читала твои произведения? Ты с таким наслаждением постоянно подчеркиваешь различия между женскими и мужскими сокровищами.

ДИДРО. А разве их нет?

ЕКАТЕРИНА. Желала бы я знать, сколько этих самых дамских сокровищ ты познал, чтобы судить столь уверенно?

ДИДРО. Государыня, несмотря на почтенный возраст, отвечу — не столько, сколько хотелось бы. Не так уж много…

ЕКАТЕРИНА. Как ты думаешь, философ, сколько женщин живет в России? Да и на всем земном шаре?

ДИДРО. Не знаю, мадам, наверное, миллионы…

ЕКАТЕРИНА. Миллионы. И при столь ничтожном опыте ты позволяешь себе судить о миллионах. Разве это научный подход?

ДИДРО. Мадам…

ЕКАТЕРИНА. А эти шуточки, которые ты себе позволяешь в своей книжонке "Нескромные сокровища", относительно женской фальши, алчности, расчетливости!

ДИДРО. Но, государыня, я тебе тот роман не посылал!

ЕКАТЕРИНА. Разумеется, не посылал! Мне пришлось добывать его втайне, даже от автора. Еще одно доказательство двуличности твоего отношения к женщинам, а в особенности — ко мне.

ДИДРО. Нет, нет, нет! Ваше величество!

ЕКАТЕРИНА. Прошу, не титулуй меня величеством. В твоих устах это отдает насмешкой.

ДИДРО. Мадам! Я всегда говорил, что у меня — сто обличий. Не все я показываю охотно. Я не стал посылать тебе те скабрезные рассказы, боясь, что обижу тебя, в особенности из-за обилия в них намеков на французский двор…

ЕКАТЕРИНА. И на французские болезни!

ДИДРО. Что же до моего истинного отношения к женщине, то оно исполнено уважения и глубочайшего почитания. Фривольность в высказываниях о противоположном поле вовсе не означает пренебрежения или ненависти!

ЕКАТЕРИНА. Не верю! Не верю! Я способна отличить фальшивое почтение от подлинного. Я женщина, не забывай об этом.

Сцена 10

Дидро, Гримм.

ГРИММ. Не стоит унывать, Дидро. Первое впечатление нередко обманчиво.

ДИДРО. Не стоит унывать, говоришь? После такой встречи? Она же глумится надо мной!

ГРИММ. Не придавай значения. Уже завтра она переменится.