Семибоярщина

Что-то невероятное было в этой битве: восемь тысяч поляков разбили войско в пятьдесят тысяч русских и десять тысяч иноземцев! Но помимо талантливого гетмана против бесталанного Дмитрия Шуйского в этой победе было немало и иных причин. Войско не любило Дмитрия Шуйского, иноземцы, которым неисправно платили, почти не хотели биться, наконец, русское войско состояло почти все из новобранцев, тогда как у поляков каждый жолнер был испытан в битвах.

Как бы то ни было, русские потерпели полное поражение, и Жолкевский по очищенной дороге двинулся к Москве, заставив пленных присягнуть Владиславу. К его триумфальному шествию присоединился и Валуев с князем Елецким, которым жутко стало в осажденном остроге и которые не замедлили присягнуть со своим войском тому же Владиславу.

Глава XVIII Среди шишей

Что-то невообразимо смятенное и страшное представляла собой большая дорога на Можайск в тяжелые дни 5 и 6 июля 1611 года.

Маремьяниха, трясясь в телеге рядом с Силантием Мякинным, только стонала да охала, Силантий же ехал мрачнее тучи и часто в злобе бил ни в чем не повинную клячу, А вдоль дороги, нагоняя и обгоняя их, бежали и скакали сломя голову русские воины, разбитые при Клушине.

— Спасайтесь, кто в Бога верует. Лях за нами! — кричали они и бежали дальше.

— Господи, помилуй нас, грешных! — крестилась Маремьяниха. — Да что это все очумели словно?

— Не поймешь, что ли? — хмуро ответил Силантий. — Ведь наших разбили, и лях на Можайск идет!

— Ай, а мы туда же!

— А что он нам сделает? Мы не воевали. Эх, кабы не ты, баба! — прибавил Силантий и хлестнул лошадь.

— Чем это я да помешала тебе? — с укором спросила Маремьяниха.

— А тем, что без тебя я взял бы меч да пошел бы с ляхом воевать! Вот что!

— Тоже Аника-воин! — скептически заметила Маремьяниха. — А что было бы с боярышней?

— И ее скорей бы нашел. А то на! Пошли управы искать. Да у кого искать-то ее, ты скажи?

— А вот царя просить станем!

— Царя! Какой такой теперь есть царь на Руси? Эх, ты! — И Силантий снова стал бить свою клячу.

— Православные, дозвольте в телегу сесть. Смертушка! — раздался подле них слабый голос.

Маремьяниха обернулась и невольно перекрестилась. Пред ними стоял воин в разорванном кафтане, без шлема, с лицом, залитым кровью; его голова была обмотана тряпкой.

— Садись, родной, садись, болезный! — поспешила пригласить его Маремьяниха.

Силантий протянул руку и помог ему влезть в телегу; Раненый со стоном сел подле Маремьянихи.

— Что, здорово попало? — спросил Силантий.

— А саблей, родимый, по голове да по уху, — ответил воин.

— И всем так? — спросила Маремьяниха.

— Ой, всем! И силища их была, и ретивы они ух какие! И немцы на их сторону ушли. Тут и конец нам! Ох! — Раненый схватился за голову.

— Дорогу, дорогу! Прочь с дороги! — раздался крик позади них.

Силантий поспешно свернул лошадь в сторону и оглянулся. На взмыленных и испачканных тиной лошадях мчались два воина, видимо важные особы. Их лица были испуганы, бороды растрепаны, у одного вместо шлема была скуфья на голове. Едва их увидели на дороге, как поднялись крики:

— В воду вас! Убийца! Отравитель! Бог покарал тебя! Ишь, пузо в болоте намочил! Хвастун безмозглый! Хам польский!

Раненый приподнялся в телеге и, почти подле себя увидев двух всадников, закричал что было силы:

— Отравитель! Будь проклят всеми!

Лошади всадников рванулись.

— Кто это? — спросила Маремьяниха.

— Ох, ох! — простонал раненый. — Дмитрий Шуйский да Голицын князь.

Скоро показались стены Можайска. Силантий въехал в город, где все кипело, как в котле. Прибегавшие сеяли панику. Жители с часа на час ждали прихода поляков, торопливо собирали свои пожитки и спешили через другие ворота вон из города.

— Где же станем на ночь-то? — простонала Маремьяниха.

— А где? На лошади, — ответил Силантий, — вишь, люди табором стали.

— Не надо! Ворочай вправо. Я укажу, — сказал раненый, — наши тут есть!

Силантий послушно свернул вправо и поехал по указанию воина. Они остановились у низенького домика.

— Сойди да стукни в оконницу, — сказал раненый, — спросят, ответь: «Люди Божии».

Силантий слез и стал стучать в окно.

Скоро растворились ворота, и из них вышел степенный мужик с рыжей бородой.

— Веди во двор! — сказал он Силантию и подошел к телеге. — Ба, — воскликнул он изумленно, — брат Елизар, да еще посеченный? Как так? Али баба в полон взяла?

— Ишь время нашел шутки шутить! — с укором сказала Маремьяниха. — Ты ему лучше выбраться помоги!

— И то, старуха! — согласился рыжий мужик и взял под мышки Елизара.

Елизар вылез, за ним сошла Маремьяниха, и тут же подошел Силантий, справившийся с лошадью. Они вошли в просторную горницу; ее стены были увешаны ружьями, в углу стояли кучами пики и сабли.

— Мать Пресвятая, — шепнула Маремьяниха Силантию. — Смотри, к разбойникам попали. Ох, пропали мы!

— Молчи! — ответил Силантий.

В углу комнаты под образами сидел огромный мужчина в подряснике. Рыжий мужик окликнул его и подозвал к раненому воину, уже лежавшему на лавке.