Семья убийц

— Что вы там про последнее время говорили? Заважничал Рябухин, приоделся, — напомнил Кауров.

— Ну да, работу нашел, успокоился, с дружками бражничать перестал, машина появилась. Приоделся, ну, я уже говорила.

— А работу где нашел?

— Да не знаю, сказал, что водителем где-то. Водителем-экспедитором. Домой поздно возвращался, а иногда и вовсе не ночевал.

— Вчера тоже поздно вернулся?

— Да нет, вчера не поздно вернулся, сразу после обеда. Музыка за стеной играла, машина во дворе стояла. А вечером куда-то смылся.

— Для него это обычное дело?

— Обычное… А вам он зачем? Натворил что-то?

— Да нет, свидетелем по делу проходит.

— Может, повестку ему передать? Так я передам!

— Лучше всего позвонить, как появится. А еще лучше ничего ему не говорить.

— А еще лучше поставить засаду, — уже во дворе, возле машины, сказал Дунаев.

— Не спорю, — кивнул Кауров.

— И по родственникам, дружкам, знакомым отработать.

Оперативник выразительно смотрел на него. Дунаев и сам понимал, насколько важен Рябухин, но Каурову голова этого типа важнее вдвойне. Потому что сам Евграфов требовал с него, не будет успеха, начнутся репрессии. И только потому, что Кауров посмел перечить начальству.

Наблюдение за домом установили, по адресам родственников и знакомых прошлись, но Рябухин будто сквозь землю провалился. Впрочем, Кауров старался не унывать. И в стакан не заглядывать. Проблема с алкоголем усугубит и без того сложную ситуацию с начальством, никак нельзя об этом забывать — даже когда выпить хочется до дрожи в пальцах.

Глава 10

Среда, 15 июня, 16 часов 24 минуты

Евграфов сидел неподвижно, только пальцы тихонько барабанили по столу, а кресло под ним угрожающе скрипело. Кокарда лежащей на столе фуражки, будто всевидящее око, казалось, смотрела Каурову в душу. И сам Евграфов сверлил подчиненного взглядом.

— Почему Балашов на свободе? — наконец спросил он. Кресло под ним продолжало возмущенно скрипеть.

— Потому что Балашов не убивал Старова.

Суд не освободил Балашова от ответственности, ему всего лишь изменили меру пресечения, но Евграфов все равно в бешенстве.

— Кто убил?

— Подозреваемый находится в розыске.

Розыск Рябухина непозволительно затянулся, Евграфов требовал результата, но Кауров мог предложить ему только заключения экспертизы.

— Подозреваемый еще сегодня находился под стражей!

— Балашов не убивал.

— Не убивал он только потому, что не признался в содеянном. А почему он не признался? Почему Глицевич у Панаева признался, а у тебя Балашов не признался?

— Потому что в случае с Глицевичем вмешательство третьих лиц не установлено. А в случае с Балашовым… Есть свидетели, которые видели, как Рябухин подкладывал монтировку, на орудии убийства обнаружен запаховый след именно Рябухина, собака это подтвердила. Опять же кровь на подошве его обуви принадлежит убитому Старову. На одежде Балашова следов крови нет, нет и следов пребывания на месте преступления.

— И где же Рябухин?

— Найдем, товарищ полковник. Обязательно найдем!

— А почему ты начал его искать, майор? Вот скажи, почему? — скривился Евграфов. — Хочешь, я скажу? Назло мне ты начал его искать!.. А ведь я просил тебя без самодеятельности!

— Ну хорошо, я надавлю на Балашова, выбью из него чистосердечное признание. А завтра снова убьют парня и девушку двадцати семи — двадцати восьми лет. И в деле снова будет фигурировать «Ниссан Патфайндер». А послезавтра история повторится. Снова двадцать восемь лет и снова «Ниссан». Выяснится, что убил Рябухин. Выяснится, что и Старова убил он. А осужден будет Балашов. Кто будет отвечать за фальсификацию уголовного дела? Я буду отвечать!..

— Кауров, ты о чем? Какой «Ниссан», какие двадцать восемь лет? Почему завтра?.. Может, ты перегрелся? Может, устал? Может, тебе еще раз уволиться лет так на несколько, а?

— Может, и перегрелся. Но Мирошниковой было двадцать семь лет, на месте был замечен «Ниссан Патфайндер». Баркову было двадцать восемь лет. Старову было двадцать восемь лет. В деле снова фигурирует черный «Ниссан Патфайндер». Что, если все эти три убийства — дело рук одного и того же человека?

— Ты имеешь ввиду Рябухина?

— А вдруг?

— Зачем ему убивать Мирошникову, Баркова и Старова? Затем, что им было двадцать восемь лет? А Мирошниковой двадцать семь?.. Кауров, тебе самому не смешно?

— А «Ниссан Патфайндер»?

— Вилами по воде твой «Ниссан» нарисован!

— Не спорю. Но вдруг убийства продолжатся? И выяснится, что Рябухин самый настоящий маньяк.

— По какому признаку? Убивает молодых людей в возрасте от двадцати семи до двадцати восьми лет?

— Я понимаю, это звучит глупо, и закономерность прослеживается слабо. Но вдруг?

— Маньяк, говоришь? — задумался Евграфов.

И даже затаенно улыбнулся, глядя на темный экран стоящего в шкафу телевизора. Маньяк — это серьезно, успех в столь резонансном деле — это слава на всю страну, это повышение, возможно даже, генеральская звезда. И кресло в главном управлении Следственного комитета.

— В любом случае, я не настроен отправлять за решетку невинного человека.

— Может, нужно притормозить с Рябухиным? — спросил Евграфов.