Читаем Семья. О генеалогии, отцовстве и любви полностью

Эти предки и были фундаментом, на котором я построила свою жизнь. Я мечтала о них, боролась с ними, тосковала по ним. Пыталась их понять. В творчестве они были моей святыней, можно даже сказать, я была ими одержима. Как сплетенные корни — толстые, сочные и сильные, — они держат меня в этом мире, на этой вращающейся Земле. В молодости, когда я чувствовала растерянность — особенно после смерти папы, — они стали моим ориентиром, внутренним компасом. Я спрашивала их, как поступить, в какую сторону повернуть. Внимательно прислушивалась и получала ответы. Конечно, я говорю не про метафизику, нет. Не знаю, верю ли я в загробную жизнь, но могу с определенностью сказать, что ощущаю присутствие давно покинувших наш мир людей, когда бы они мне ни понадобились. В частности, когда мне является папа, я чувствую наэлектризованное покалывание по всему телу. Я убеждена, что отец способен дотягиваться до меня через время и пространство благодаря тысячам связывающих нас людей.

L’dor vador — так на иврите звучит один из фундаментальных догматов иудаизма, он переводится как «от поколения к поколению». Я десятая и младшая внучка Иосифа Шапиро, состоятельного фабриканта, добившегося успеха собственными силами, общественного деятеля, лидера современного движения ортодоксов — председателя президиума Месивта Тиферет Иерусалим[9], казначея «Тора Умесора»[10], вице-президента Любавичской[11] иешивы, члена национального совета Союза ортодоксальных еврейских конгрегаций. Я десятая и младшая внучка Беатрис Шапиро, его красавицы жены с добрым сердцем, которой восхищались и которой подражали религиозные женщины целого поколения со всего мира. Я дочь их старшего сына, Пола. Все, что я собой представляю, все, что я знаю о жизни, начинается именно с этих фактов.

Тем утром я проснулась, и в моей жизни все было так же, как раньше. В ней была определенность, предсказуемость. Глядя, например, на свою ладонь, я понимала, что это моя ладонь. Нога была ногой. Лицо — лицом. Моя история — моей историей. В конце концов, будущее предсказать невозможно, но о прошлом у всех нас есть определенное представление. Вечером того дня, когда я ложилась спать, вся моя история — вся прожитая жизнь — рассыпалась, превратилась в руины, подобно заброшенному древнему городу.

Медитация дзен, популяризированная индийским мудрецом двадцатого века Раманой Махарши, проходит так: ученик для начала задает себе вопрос «Кто я?». Я женщина. Я мать. Я жена. Я писатель. Я дочь. Я внучка. Я племянница. Я двоюродная сестра. Я есть, я есть, я есть. Смысл в том, что постепенно «Я есть» растворяется. Стоит нам перебрать многочисленные ярлыки и штампы, делающие нас тем, кем мы сами себя считаем, и становится понятно: нет никакого «я», нет никакого «мы». Так постигается истинная природа скоротечности времени. Такое упражнение положено делать еще долго после того, как будут перечислены наиболее очевидные столпы нашей идентичности, до тех пор, пока мы не исчерпаем всех возможных понятий, которые считаем применимыми к самим себе. Но как быть, если «Я есть» исчерпывает себя в самом начале списка?

<p>4</p>

Существует много видов шока. Человек этого не знает, пока не переживет несколько серьезных потрясений. Мне довелось ответить на телефонный звонок, в котором мне сообщили, что мои родители попали в автокатастрофу и, возможно, не выживут. Мне пришлось, сидя в кабинете врача, услышать диагноз, поставленный нашему сыну: редкая болезнь с часто фатальным исходом. Это было как удар, как порез, как стремительное падение — как если бы меня физически вытолкнули назад, в бездну. Сейчас все было совершенно по-другому. Меня, будто плащ, окутала пелена нереальности. Я чувствовала отупение, не верила в происходящее. Воздух казался густым, как слизь. Ничего не сходилось.

— Может, они ошиблись?

Майкл молча посмотрел на меня.

— Пробирки перепутали? Не те этикетки наклеили?

Я хваталась за соломинку, за единственно возможное объяснение. Человеческий фактор. В тот момент мне казалось вполне возможным, что произошла большая ошибка, о которой я однажды, оправившись от ненужного стресса, буду рассказывать друзьям.

— Давай я попробую туда позвонить, — предложил Майкл.

Он помедлил у двери кабинета:

— Ты в порядке?

— Все нормально. — Голос резкий, натянутый как струна.

Оставшись в комнате одна, я рьяно принялась за сборы. Вынула из розетки зарядку от мобильного и аккуратно смотала вокруг нее провод. Сложила в дорогу компактные туалетные принадлежности и галочкой отметила их в списке. Проверила погоду в Сан-Франциско и положила в чемодан запасную кофту.

Расчетное количество поколений до БОП = 4,5

Перейти на страницу:

Все книги серии Clever Non-fiction

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии