Подлетев к Машо с Сергеем, оно заехало последнему кроссовкой по голове. Потом начало бить ногами лежавших на циновках и сидевших на брезенте палатки ополченцев. Лишь с третьей попытки подростка удалось поймать и скрутить. Скоро его увели существа в униформе. Двух-трех ополченцев, включая Сергея, поддерживая за руки, потащили в лазарет.
«Так вот какая это химоза, — подумало Машо, устраиваясь на циновке. — Что ж, перед боем и вправду стоит принять. Но вот зачем вообще этот бой? Как бы отсюда свалить?» Машо щелкнуло пальцами и задвигало по одеялу виртуальной мышью. В окне Робеспьеро висело объявление: «Друзья, я нахожусь в госпитале и не отвечаю на долбеж и мессаджи. Пожелайте мне выздоровления. Увидимся». Вот мессадж от Стелло: «Хрю, я на войне — приехали под Коломну, тут скоро медведи полезут. А ты тоже в ополчении или пристроилось совсем уже к Ташо и в Кремле водку с икрой потребляешь?» Обзавидовалось, тварь. Ладно, попробуем Осе набрать, вроде оно на связи.
— Осе, хрюхрю! — вполголоса, чтобы не слышали в палатке, заговорило Машо. — Ты где? Меня вот на войну забрали, в ополчение.
— Машо, хрю, — извиняющимся голосом ответило Осе. — Мне очень стыдно, но я свалил. Вчера, пока мы монтировали, Робеспьеро мне по секрету свистнуло, когда будет заява Ташо и что это будет за заява. Я взял своих и первым же рейсом, вчера еще, улетел в Бен-Гурион. Сижу здесь, в аэропортовской гостинице, не знаю, что делать. По знакомым долблю — хоть бы пристроиться где на неделю. А ты прямо на войне?
— На ней самой. Завтра в бой с медведями. Клип наш гоняют каждые полчаса по очкам.
— Знаю, знаю. Полный успех. Позавчера мечтать не могли. Только вот нафек он, успех такой…
— Слушай, а у тебя нет выхода куданить? Рядом с Ташо или где еще, чтобы меня отсюда вытащили? Может, долбанешь кому?
— Маш, ты че? Я предатель. Беглец. Если б в Нью-Йорке был или в Лондоне, меня б уже эвтаназировали как сумасшедшего. В Израиле вроде не достанут. Ну, или у медведиков, хаха.
— Иди в жопу. Ладно, счастливой тебе жизни на земле предков.
— Take care. Не обижайся, ладно? У меня же дети, жена, все такое — я тебе говорил.
— Все вы такие, стрейты недобитые. Шутка, ладно, хрю.
Итак, перспектив выбраться не было. Машо присосало ко лбу гешу и блаженно захрапело.
В шесть утра прозвучала команда «Подъем». Машо, приняв грамм пять мотивационной химозы и бодро натянув одежду, пошло умываться. У пластиковых емкостей с водой, стоявших у палатки на раскладных стульях, хаотично скопилось уже около пятидесяти существ. Потолкавшись минуту-другую и решив вместо помывки сразу же проглотить пакет суперфуда с суперчаем, Машо присело на землю. Неподалеку на корточках сидел смуглый субъект с густо накрашенными губами, веками и щеками.
— Че говорят? — спросило Машо то ли пространство, то ли субъекта.
— Через час они вроде на нас двинутся.
— А мы че?
— Будем отражать атаку.
— И сколько продержимся?
— Нормально продержимся! У нас прикрытие с воздуха — дроны с супербомбами.
— Ну, посмотрим. Что они так далеко продвинулись-то?
— Ты что, пораженка?
— Да сдохни ты, педик гнойный. Сейчас скажу, что ты сексистские речи толкал, тебя вообще эвтаназируют в два счета.
— Люди! Она меня педиком обозвала!
Вразвалку к Машо и субъекту подошел мелкий военный чин непонятного пола и возраста.
— А что это, ругательство, что ли? — спросил субъекта унтер. — Вполне почетное звание.
— А вот он сексист, — спокойно заявило Машо. — Обозвал меня бабой, причем глупой. А я существо среднего пола, категории 666.
— Врет! Врет, скотина! — завизжало существо.
— Так, а вот «скотина» — это уже ругательство. Вы к какому виду себя относите, ополченцо? — не без улыбки спросил военный Машо.
— К разным, к разным, не только к homo sapiens, — быстро включилось в игру Машо. — Я лягушка, волк, крыса и даже немного змея. Как наш президент.
— Ясно, спишизм, — злорадно процедил военный. — Звоню в Global Amnesty.
Субъект вскочил и попытался удрать, но за ним, заподозрив истеричную попытку дезертирства, мигом побежали агенты в серых костюмах. Бьющийся в истерике и изрыгающий ругательства Машин оппонент был подтащен обратно к военному, с кем-то оживленно говорившему по очкам.
Впрочем, немедленно всем стало не до мелкого конфликта. Завыла сирена, затем из мегафона прозвучала резкая команда: «Стройся!» Уже через несколько минут человек семьсот московских обывателей нестройными рядами шли на поле битвы.
В воздухе висела сырость. Поле было мокрым, и Машо все время рисковало поскользнуться на какой-нибудь кочке. Толпа ополченцев прошла около километра, прежде чем ее растянули в цепь между двумя перелесками.
— Слушай мою команду! — прокричал в мегафон низкорослый и жирный военный лет сорока на вид. — Сейчас вы получите аннигиляторы. При приближении мили-букашей противника открывайте огонь по команде. Отступающих автоматически считаем существами категории 000 и эвтаназируем без предупреждения!
— Ни фига себе, — процедило Машо существо, стоявшее справа в цепи. — Да он, небось, первый побежит.