Семьи.net

Сама Жанна д’Арк военного клип-искусства в это время даже не подозревала о своей наконец обретенной славе. Не задумывались о ней и работники Amnesty, которым было поручено задерживать и отправлять на сборные пункты уклонистов. Без пяти четыре в дверь бокса Машо начали отчаянно звонить и стучать. Поскольку никто не отзывался, пришлось применить универсальный opening code. Спецагенты обнаружили Машо лежащим на кушетке в наушниках и с гешей во лбу. Отодрав от головы креативного существа девайс, стражи революции — два существа в серых костюмах — уставились на Машо.

— Граждано Бац? — пропищало первое из существ. — Вы знаете, что подлежите обязательному призыву на военную службу? Вы знаете, что вам к часу дня нужно было прибыть на сборный пункт?

— Че? Вы кто? Вы че? — пробормотало Машо.

— Ниче, граждано, — пропищало существо. — Мы агенты Global Amnesty. Вам пять минут на сборы — и на войну. Сопротивляющиеся призыву принудительно эвтаназируются на месте. Вы слышали обращение господо Ташо Пим?

Машо наконец начало соображать, что к чему.

— Я боец креативного фронта, — уже более уверенно сказало оно. — Работаю над роликом для защиты конфедерации.

— Прибудете на пункт, там разберутся. Пять минут пошли.

Машо двинулось в санузел, по дороге собирая девайсы. Через три минуты новый солдат Конфедерации в сопровождении работников Amnesty уже ехал вниз на лифте. Очень хотелось водки. Под блоком стоял внушительных размеров букаш, где уже сидели на жестких скамейках полтора десятка существ.

— Куда нас везут? — спросило Машо у одного из них.

— На пункт какой-то, — ответило то. — Совсем тебе плохо? На вот, лизни.

Сосед протянул тюбик с химозой. Пожевав контент, Машо стало постепенно приходить в сознание. Минут через десять они уже были на Модерн Плешке — бывшем стадионе «Локомотив», где на поле и на трибунах скопилось тысяч десять существ.

— Граждане и жители Конфедерации! — кричал в микрофон неприятный тип в сером костюме. — Вам предстоит оборонять от врага город Ногинск. Вы будете доставлены туда в макси-букашах и размещены в лагере. Там вам будут предоставлены ночлег, питание и оружие. Попрошу строиться на поле в колонны по сто биообъектов, старшие колонн объяснят вам, куда идти дальше.

Машо вместе с другими существами спустилось на поле. В хаотичном движении никто, похоже, не собирался строиться ни в какие колонны. Впрочем, скоро одно из существ в серых костюмах начало кричать:

— Сюда, сюда! Подходим ко мне, собираем сотню!

Машо твердым шагом подошло к существу и заявило:

— Я боец креативного фронта. Мой клип сейчас должны показывать по всем каналам. Работа над ним шла под руководством Ташо Пим и Робеспьеро Эврика. Требую доложить обо мне начальству. Меня зовут Машо Бац, мой номер MB/666/5736439565.

— Много вас тут таких креативных, — осклабилось существо. — Доложу, когда смогу. А пока на фронт.

Колонна двинулась к букашу, и уже через десять минут конскрипты ехали к Ногинску. За окном проплывали бесчисленные шопы, бокс-блоки, пара переделанных в сексодромы бывших университетов и монастырей. Мили-букаши то обгоняли транспортное средство, в котором ехало Машо, то пролетали навстречу.

— Что с нами будет? — спросило креативщицу сидевшее рядом лохматое существо лет сорока в неэлектронных очках, похоже, относившееся к вымирающему виду стрейт-мужчин.

— Поди разбери, — ответило Машо. — Аннигиляторы дадут, воевать заставят. Помрем, поди, как пленный в моем клипе.

— Так это вы — автор этого кошмара? С медведем? Как вы могли? Там, говорят, реального человека использовали, пленного!

— Точно так. Моя идея, — довольно ответило Машо.

— И вы здесь? Я думал, такие там, в Кремле сидят, у Ташо в кабинете.

— Ну, пока здесь. Посмотрим, что дальше.

— И как вы могли? Это же чудовищно!

— Само не знаю. Совсем охренело, когда снимали. Но джоб есть джоб.

— И это вы называете гуманизмом, демократией, свободой?

— Ты что, диссидент недобитый, что ли?

— Ну так, свободомыслящий человек.

— Свободомыслящие — это мы.

— Не знаю, не знаю. Какая свобода, если Amnesty даже мысли через очки контролировать пытается…

— Да и пусть. Нет у меня никаких диссидентских мыслей. А ты что, очки только такие носишь?

— Да. Выкинул электронные год назад.

— Ну, ты и маргинал. Я думало, вас таких давно эвтаназировали или пересажали.

— А я тихо сижу. Так, иногда делюсь мыслями с друзьями, пишу что-то в стол.

— Все равно тебя Amnesty накроет рано или поздно. На каких девайсах пишешь?

— На бумаге, от руки.

— Стилусом, что ли?

— Карандашом. На реальной бумаге, оберточной, из шопов.

— Каменный век. И что написал? Ты не ссы, я на тебя не надолблю.

— Да вот про демократию вашу и свободу. Говорить можно только то, что положено. Писать — что положено. Думать — что положено. Есть — что положено. Слушать — что положено. Читать — что положено. Да и в принципе читать скоро нельзя будет — народ уже буквы не разбирает, кто моложе тридцати. Вырастут — остальным запретят читать вообще.

— А зачем? И, кстати, все это — наш свободный выбор.

— Наш? Это чей? Если у меня другой?

— Ну, ты же живой пока. Не эвтаназирован. Не интернирован.