Они помолчали. Напряжение последних недель спадало, но оба боялись надеяться. Впереди их ждал второй суд. Чем он закончится? Ведь перед первым они были так уверены в том, что отнять их у родителей не смогут. Они так были уверены во всемогуществе тех, кто подарил им жизнь. Им в голову не приходило, что кто-то надумает их у родителей отнять…
— Вернут! — повторил Алекс. — А не вернут, мы бежим. Влад оставил мне адрес рынка, где глушилки продают.
— Ты мне обещаешь? — Криста посмотрела на него внимательно. — Обещаешь меня не бросить? Не оставить тут, даже если тебя бате вернут, а меня маме нет?
— Ну ты что! Я к бате без тебя не вернусь. Останусь в коллекторе, пока нас не выпустят вместе, — Алекс тряхнул красной челкой.
На следующий день их порознь вызвал к себе директор.
— Суд по рассмотрению апелляции третьего июля в девять утра, — оповестил он Кристу, — у тебя в этот день уроков не будет. Сразу после завтрака — на выход.
— Суд по рассмотрению апелляции третьего июля в двенадцать, — сказал он Алексу, — отсиживаешь два первых урока и на выход. Обед — в зависимости от исхода дела. Вернут папаше, останешься без еды. Не вернут, накормим.
Милютин прочистил горло и приготовился идти в зал.
«Какие безобразия творятся в стране, — подумал он, — то забирай детей, то отдавай детей».
Он пролистал страницы дела. Девчонку велено вернуть. Мамаша раскаялась, прививать будет, обновлять информацию на чипе обязуется, в поликлинику прикрепилась.
— Ну и славно, — Милютин подобрал полы мантии и пошел «в народ».
Ермолина сидела в первом ряду. С работы ее не поперли. На заседание она пришла по поручению органов опеки и надзора. Новая власть, старая, а справочки изволь к делу прикрепить. Вернули ребеночка — следи, чтоб снова чего не напортачили бессовестные родители.
Коровина окидывала взглядом зал. Идиотов опять понаперло чертова куча.
— Вот ведь нечего делать людям, — пробурчала она себе под нос, — сидели б дома. Так интересно — смотри по Сети. Чего ходить, мешать работать только.
Через весь зал к ней направлялся грузный мужчина.
— Я из элитника, воспитатель, — обратился он к Коровиной, — вы тут за секретаря?
— Ну я, — Коровина громко вздохнула, вложив во вздох все обуревавшие ее чувства. «Напортачили небось, — подумала она, — документики придется переделывать. Как все осточертело!»
— Перепутали маленько. Первым мальца привезли, что в двенадцать идет. Девочку тогда, наоборот, подвезем в обед.
— А, ну ладно, — Коровина успокоилась, — наоборот, не страшно.
Она рванула к Милютину:
— Дайте, я вам тут пролистаю, — она забрала у него планшетник, — детей наоборот привезли. Вот, этот пойдет первым. Левин Александр Владимирович.
Судья тоже вздохнул, но принял перемены смиренно.
— Зал освободить! — гаркнула Коровина, вернувшись на рабочее место, — заседание переносится на двенадцать ноль-ноль!
Охранники пошли по рядам, выгоняя людей из зала.
— Вов, сейчас тебя будут рассматривать, — Васька выскочила на улицу, — поменяли нас местами! Иди быстрее!
— Мои-то не подъехали еще! — Вован заметался. — Друзья-то мои к двенадцати приедут!
— Мы сойдем за твоих! Идем! — она махнула рукой и потащила его в зал…
Коровина не верила глазам своим — дежавю! В помещение заходили те же, кого десять минут назад выперли!
— Ювенальный суд постановил, — уже начал вещать Милютин, — в связи с чистосердечным раскаянием, признанием своей вины и обещанием устроиться на работу. Справка прилагается. А также обещанием не злоупотреблять спиртным, — бубнил судья, не делая пауз и не меняя интонации, — отдать Александра Владимировича Левина на воспитание отцу Владимиру Владимировичу Левину. Постановление вступает в силу в зале суда. — Милютин захлопнул планшетник и вышел из зала.
До двенадцати оставалось два с половиной часа.
— Батя, мне надо дождаться Кристу, — Алекс прижимался к отцу, но твердо намеревался из суда не уходить, — я ей обещал, если что, вернуться в коллектор. Я ее не брошу!
— Конечно, конечно, — Вован и сам не собирался никуда уходить.
К двенадцати зал был забит битком: приехали друзья Вована, никуда и не уезжали друзья Васьки. Мест не хватало. Коровина была в шоке.
«Голос точно сегодня сорву. Никакой микрофон не поможет», — сетовала она про себя, проклиная судьбу, ниспославшую ей такую адскую работу.
Милютин пил кофе.
Ермолина качала головой. Она все происходившее называла цирком.
«Детей калечат! — рассуждала она. — Никакого порядка!»
Милютин посмотрел на часы: пора. Он вышел в зал. Ой-ей! На него смотрело минимум две сотни глаз! Коровина посылала сигналы: закругляйся быстрее, обстановка напряженная. Он, впрочем, об этом и сам догадался.